– Нет!

Он почувствовал, как его отец окаменел от гнева:

– Иван!

Он оторвал взгляд от земли и встретился глазами с разъяренным отцом. Монаха же его ответ, по-видимому, нисколько не смутил.

– Что ты здесь видишь?

Вопрос снова застал его врасплох. Он казался таким простым, что, слишком взволнованный, чтобы его обдумать, Иванушка тотчас же выпалил:

– Гниющие листья.

Он услышал, как его отец ахнул от негодования, а потом, к своему удивлению, увидел, как монах протягивает бледную, костлявую руку и ласково берет Игоря за плечо.

– Не сердись, – мягко упрекнул он боярина. – Мальчик всего-навсего сказал правду.

Он вздохнул:

– Но молод он еще тут жить.

– Здесь и молодые селились, – резко возразил ему отец.

Монах кивнул, но явно без большого воодушевления.

– Случалось, – согласился он и повернулся к Иванушке.

Что будет дальше, Иванушка не мог и вообразить. Уж никак не то, что сделал старец, а он спросил:

– Что ж, Иван, хочешь ли стать священником?

Священником? Да о чем этот старик только думает! Иванушка намеревался стать героем, боярином. С открытым ртом, в ужасе уставился он на монаха.

Суховато улыбаясь, обернулся отец Лука к Игорю:

– Ты уверен, что не ошибся, друг мой?

– Я думал, так будет лучше, – отвечал Игорь, сдвинув брови от гнева и смущения.

Иванушка поднял глаза на отца. Поначалу ему трудно было понять даже, что именно они обсуждают, но постепенно, преодолевая свое внутреннее смятение, он стал осознавать: если его отец полагал, что ему надобно сделаться священником, значит его считали недостойным боярского звания. И вот к едва пережитому разочарованию оттого, что внушающий благоговейный трепет отец Лука оказался маленьким неопрятным старичком, добавилась двойная боль – оттого, что отец обманул его и отверг, даже не сообщив о своих намерениях.

Тут отец Лука достал книгу и открыл ее.

– Это литургия святого Иоанна Златоуста, – сказал он. – Можешь прочитать?

И показал Иванушке молитву.

Мальчик, запинаясь, прочел, и отец Лука тихо кивнул. Потом он достал другую книгу и показал ее Иванушке, но письмо в ней было иное, чем то, к которому привык мальчик, и он покачал головой.

– Это старинный алфавит, придуманный для славян блаженным святым Кириллом, – объяснил старец. – На самом деле есть еще монахи, которые до сих пор предпочитают старинное письмо. Но сегодня мы пользуемся алфавитом, изобретенным последователями Кирилла: большинство букв в нем греческие, а называют его кириллицей. Если хочешь стать священником, не мешало бы тебе все это знать.

Иванушка повесил голову и промолчал.

– Мы в нашем монастыре, – тихо продолжал старец, – живем согласно уставу, введенному нашим игуменом Феодосием. Сей устав мудр. Наши монахи много времени проводят за пением и молитвой в часовне, но и благотворят – например, ходят за больными. Есть и те, кто и вправду выбирает себе более суровое послушание и отшельничество в кельях или в пещерах, где подолгу остаются одни. Но таков их выбор.

– Это выбор угодника Божьего, – почтительно вставил Игорь.

На отца Луку это не произвело особого впечатления.

– Жизнь такая под силу не всем.

Он вздохнул, и вздох его напомнил Иванушке шипенье. Ему казалось, что монах дышит реже и не так глубоко, как обычные люди.

– Жизнь иноческая есть постоянное стремление приблизиться к Господу, – тихо продолжал он. Трудно было сказать, обращается он к Игорю или к его сыну. – Тот, кто неустанно взыскует единения с Господом, умаляется плотью, но прирастает духом – такова щедрость Господа нашего.

В ушах Иванушки тихий голос монаха звучал словно шелест опадающих листьев.