– Я не верю, – ответил я хаджи.

– Если пробудешь тут и завтра, то увидишь! – сказал он.

Была середина ночи. Хозяин дома пошел спать, лег и я. Но мог ли я уснуть, думая, что посланный турок может вместо поездки в Сливен привести какую-нибудь чету черкесов или башибузуков. Если же после ужина я захочу пойти спать где-то в поле, турки наверняка поймут, что я это делаю из страха. Что не смеем остаться в селе, хотя в нем есть и десять болгарских домов. Но какую помощь можно ждать от десяти болгарских домов, когда есть двести турецких и извне могут прийти и другие турки?

Как бы то ни было, с разными мыслями в голове я провел ночь до зари. Когда рассвело, я распорядился ребятам, чтобы они готовились к отъезду. Надо было ехать к Твырдице, но я нарочно поехал на восток, к селу Терзбоазу. Турки нам посоветовали не ездить к Бинксбоазу, потому что там были башибузуки, назначенные в караул, да и башибузуцкие самовольные четы прошли через ущелье к турецким войскам на Демир капии. На это я им ответил, что мы не пойдем до ущелья, а лишь осмотрим, удобны ли дороги для прохода пушек.

Я отправился в Терзбоаз. Только приблизившись к селу, остановился на небольшом пригорке слева от дороги под Балканскими горами и увидел оттуда, что по всему руслу Бинкосбоаза до Тунджи ничего нигде не показывалось. Лишь некоторые люди проходили к ущелью по краю полей Балканских гор. А по направлению к Тундже, казалось, все вымерло. Вернулся около полудня обратно же назад к Джумали, прошел через село и вышел над ним. Был сильный солнцепек, – над селом была водяная мельница с хорошей тенью, где я и лег поспать. Турки принесли сено для коней, а их сено было как шелк. Эх, сказал себе, пусть кони поедят, поскольку по холодку отправимся к Твырдице. Только я заснул, не прошло и часа, вот бегут три-четыре турка, запыхались:

– Бегите, – говорят, – Хаджи Ибрахима убьют!

Спросил их, кто хочет убить Хаджи и почему, а они ответили, что от него хотят денег. Я вскочил на коня, крикнул ребятам следовать за мной и пустился прямо к дому Хаджи Ибрахима. Прибыв туда, вижу, что перед воротами два всадника – один казак и один болгарин из Тырново по имени Панайот Рашев. Панайот Рашев с винтовкой, казак – со своим оружием и копьем. Они все приставали к Хаджи Ибрахиму из-за денег, а он все отвечал: нет и нет. Рашев вскинул винтовку:

– Деньги! Или сейчас тебя убью!

Хаджи сказал тогда им ждать, чтобы его не убили, сорвал с шеи жены монисто из старинных монет и дал его Панайоту Рашеву. В этот момент я прибыл. Тут Панайот, увидев, что мы идем, бросил деньги на землю, турок тут же их взял. Я крикнул Рашеву:

– Что ты хочешь от этого турка?

А Панайот мне ответил:

– Хлеба хочу! – и показал мне связанный платок с хлебом. Турок мне объяснил, что тот вернул деньги, которые у него взял. Но я в злобе ударил Панайота хлыстом по голове, сколько мог хлестанул:

– Где ваш комендант, где ваш комендант? – кричал и бил.

– Вон там, – сказал казак, – там комендант, на дороге к селу Оризаре. А мы – пост арьергарда.

Взял их обоих и – на пост. Там один офицер с около 30 казаками остановился на дороге, идущей от Новой Загоры и от Сливена. Я, еще хлестая Панайота, заставил товарища его, казака, взять его винтовку. Только пришли к офицеру, говорю ему:

– Вот этот твой переводчик хотел денег от турка.

– Знайте, что это строго запрещено царем. Никто не смеет вершить безобразия над мирными жителями! – обратился офицер ко всем и отправил Рашева под арест. Оказалось, Рашев был со мной в Сербской войне в 1876 г.