Призыв в армию был для него как гром среди ясного неба. Укрывшись за непробиваемой стеной голубого военного билета, он наверстывал упущенное за месяцы тюремного заключения. Благо, от девушек отбою не было, они тоже не хотели упускать лучшие годы жизни в ожидании вернувшихся с фронта. Да и сколько их вернется? Ведь число погибших с началом похода на восток резко возросло. Поэтому набрасывались на отпускников, ни на миг не отпуская их из своих объятий, или на «недостойных», как Юрген. Это он для дядек из военного ведомства был недостоин, а на их девичий вкус очень даже достоин.
В один из дней конца лета 1942-го Юрген с приятелем отправились с компанией девушек за город, в Гестхахт, где они отлично провели время, купаясь нагишом в Эльбе и кувыркаясь на мягкой подстилке из сосновых иголок. Вернувшись домой, он застал мать сильно расстроенной.
– Вот, почитай, – сказала она, положив перед ним номер «Фёлькишер Беобахтер», – не нравится мне это.
Речи фюрера, равно как и официальная газета национал-социалистической партии, матери никогда не нравились. Удивительным было то, что она вдруг предложила прочитать их сыну. Но Юрген, пребывая в веселом расположении духа, не насторожился и небрежно прочитал отчеркнутое место: «Каждая война ведет к негативной селекции. Позитивный отбор умирает. Но уже выбор опасного воинского пути является отбором. Смельчаки будут летчиками, пойдут в подводники. Однако теперь войска сами кидают клич: кто пойдет добровольцем? И всегда найдутся бравые ребята, которые откликнутся на него. В это время только подлые мошенники могут заботиться о своих душе и теле. Тот, кто оказался в тюрьме, получил гарантию, что с ним ничего не случится. Если подобное будет продолжаться три-четыре года, то будет нарушено равновесие нации: одни будут гибнуть, а другие сберегать свою жизнь! Сейчас тюремное заключение уже не является наказанием. И в то же время в Волховском котле солдаты лежат на голой земле, без сна, подчас без еды…» «Все в точку, как всегда», – усмехнулся про себя Юрген. К его превеликому стыду, речи фюрера ему нравились, в них все было ясно и понятно, казалось, что он обращается именно к тебе и вторит твоим собственным мыслям, а с собственными мыслями как поспоришь? Выходило, что правильно фюрер говорит, да еще этим совпадением мыслей возвышает тебя в собственных глазах. Юрген быстро пробежал глазами несколько абзацев, выхватил фразу: «Если неуклонно уменьшать количество хорошего, но в то же время сохранять плохое, то произойдет то, что было в 1918 году – 500 или 600 бродяг изнасиловали целую нацию». Слово «бродяги» вызвало новый приступ веселья, бродягой он привык называть себя еще с тюрьмы. И – «изнасиловали». После сегодняшнего-то дня!.. Зачем насиловать? Все по доброму согласию… Всю нацию…
– Обычная демагогия, – сказал он, желая традиционным в подобных случаях выражением матери потрафить ей. – Ох, как спать-то хочется! – он потянулся и сладко зевнул.
Но мать вновь обеспокоенно покачала головой. Как в воду глядела! Через несколько дней почтальон принес заказное письмо, испещренное штампами: «Срочное. По делам Вермахта! Бесплатно по всем почтовым отделениям рейха!» Внутри конверта была повестка в военкомат.
– Согласно приказу фюрера вам оказана великая честь – на время войны вы являетесь пригодным для несения воинской службы. В призывном пункте вы должны отдать имеющееся у вас на руках свидетельство о снятии с военного учета. С собой надлежит иметь продукты на три дня. Для прохождения воинской службы в батальоне 999 вы должны явиться 10 сентября 1942 года в срок до 20 часов 30 минут по адресу… – читала мать. – Что такое батальон 999? – спросила она, прервав чтение. Юрген недоуменно пожал плечами. – И я никогда не слышала, – сказала мать и с надеждой: – Если батальон, то, может быть, строительный…