Мы оба спешно и быстро обходили город по тем улицам, которые нам казались повиднее и поинтереснее; доходили и до окраин города или оказывались вдруг в неприглядных закоулках.

В одном прибрежном овраге толпилась чрезвычайно подозрительная группа босяков, гревшихся у костра. Увидав нас, они обратились к нам с довольно красноречивым ухарством. Ясно было, что это типичнейшая золотая рота.

Наконец, мы почувствовали немалую усталость и потребность сна. Пришлось направиться опять на свой пароход, чтобы вздремнуть немного до его отплытия, когда любопытство потянет опять на палубу, чтобы видеть картины интересного пути.

Оказалось, что наш «Десятинный», перемещаясь от одной пристани к другой, расположенной совсем рядом с первой, наткнулся на что-то и проломил себе бок под ватерлинией.

Нас уверили, что виною был камень на дне реки и что это все были пустяки. Однако «пустяки» чинили всю ночь. И все это немало замедлило отправлению парохода.

Думаю, подобным «пустякам» главная причина – малокультурность пароходного начальства и прислуги. Наш теперешний капитан, например, был на вид еще примитивнее, нежели предыдущий. Этот был в пиджаке и в сапогах по колено. На пароходе нашем находился и сам управляющий Северного пароходного общества. Этот был одет по-немецки, хотя и с простонародным оттенком. Видно было, что и образование этих добрых людей было соответственно их наружному виду. Впрочем, управляющий с пассажирами был чрезвычайно любезен. Нельзя того же сказать об угрюмом и красноносом капитане в пиджаке.

Пароход «Десятинный» ходит только в хорошую погоду от Вологды до Архангельска. Теперь, за убылью воды, он уже не мог пробраться выше Устюга.

15 июня

Ниже, на 4 версты от Устюга, как я говорил, в Сухону изливаются воды р. Юга. С этого места река называется Малой Двиной. Юг несет с собою массу песку, чем страшно засоряет фарватер, образуя перемещающиеся мели и целые острова, разделяющие реку иногда на несколько рукавов.

Малая Двина имеет около 66 верст длины. Напоминает она собою Оку или даже Волгу в верховьях последней: ширь, низкие берега, луга, тальники, изредка небольшие леса вдали от воды. Только села еще реже и несравненно меньше волжских и окских. Есть и еще какие-то неуловимые отличия, которые только чувствуются.

Вот знаменитые мыс и село Котлас, куда проведена железная дорога от Перми через Вятку. На днях здесь был великий князь Сергей Александрович, на открытии этой дороги. Мы застали на берегу огромную деревянную арку, выстроенную для встречи великого князя. Пока пароход стоял у пустой пристани, пассажиры поднялись на возвышенный берег, походили по нему, посидели наверху, на триумфальной арке, поглядели издали на село Котлас, на вокзал, находящийся довольно далеко от берега, на маневрировавший поезд, полюбовались с высоты этого берега на противоположный низменный берег и побрели на свой пароход. Скоро он поплыл дальше.

Во втором классе, в общей каюте ехал какой-то юноша, весьма молодой и скромный на вид. Когда он собирался пить чай, то непременно приглашал кого-нибудь из пассажиров к себе за самовар. Один раз и я попал на его чай. Мы разговорились. Оказалось, что юноша этот был сын местного богатого торговца рыбою.

Теперь он ездил по поручению отца и скупал живых стерлядей для отсылки их реками в пробуравленных барках (ради самосменяющейся воды) в города. Этим путем стерляди отсылаются отсюда, главным образом, в Петербург.

Тут же сидел с нами какой-то родственник вышеописанного юноши. Они рассказали мне, что стерлядь появилась в северных реках лишь после соединения их бассейнов с бассейном Волги каналом Александра Виртембергского. Первых вылавливаемых здесь стерлядей рыбаки бросали как нечто неведомое и подозрительное. Волжская стерлядь, переселившись на север, стала еще лучше качеством. Теперь, конечно, ее здесь усиленно ловят, узнав ей цену. Притом ловля этой вкуснейшей и, как кажется, глупейшей рыбы донельзя проста, даже невероятна. Стоит лишь закинуть перемет, т. е. бечевку с многочисленными лесками и крючками, и притом непременно пустыми, как стерлядь начинает о них тереться (по-видимому, играя), пока не зацепится какою-нибудь частию тела. Иной раз рана бывает так серьезна, что бедная дурочка от нее погибает и не может даже считаться товаром, годным для столицы. А сколько уходит раненых стерлядей и пропадает совершенно бесполезно! Мой собеседник и амфитрион рассказал мне про одну такую погибшую на крюке рыбу, цена которой живой была бы, благодаря ее величине, не менее 100 рублей в Петербурге.