Но избежать ее все же не удалось: они заняли друг против друга исходные стойки на татами.

Несколько секунд ушло на взаимное присматривание, ложные выпады, настороженное стремление не спровоцировать соперника на бросок. Наконец Василий почувствовал уверенность, что именно сейчас наступает момент для решительных наступательных действий: он захватил рукав и отворот кимоно японца и бросил противника через спину с колен. Это был решающий бросок. Теперь время работало на Василия: японец просто не успевал провести прием, способный переменить ход схватки. Победа осталась за Ощепковым. Они взаимно раскланялись. Василий отметил, что сегодняшняя встреча была для него также полезным уроком, за что он весьма благодарен своему гостю – господину Томабеци.

Болельщики никак не отпускали победителя, и Василий вызывал к себе то одного, то другого из своих учеников, демонстрируя возможности нового для русских вида спорта.

Об этих соревнованиях еще долго шли разговоры в столице Приморского края.

А между тем история продолжала писать одну из самых бурных и переменчивых своих страниц. Продолжалось лето, продолжались занятия в «организованном г-ном Ощепковым кружке дзюу-дзюцу».

Летняя погода во Владивостоке изменчива: то палящий жар раскаляет булыжники мостовых, то дочиста отмывают их бурные потоки тропического ливня. Погодой по-хозяйски распоряжается океан, но у горожан есть верная примета: если с рассвета серебристая дымка легкой вуалью прикроет Русский остров, что лежит у самого входа в бухту Золотой Рог, значит, быть ясному, жаркому дню.

В этот день Русский остров чуть виднелся из-за туманной дымки. По Корабельной улице, направляясь к зданию любительского общества «Спорт», не спеша двигался человек. Он то ли размышлял о чем-то своем, то ли просто наслаждался прохладой летнего утра, еще не сменившейся жаром солнечного дня.

Улица жила своей обычной утренней жизнью: громыхали по мостовой ранние извозчики, заканчивали уборку улиц бородатые дворники, ветерок полоскал трехцветные флаги, раскачивал плакаты, призывавшие к войне до победного конца.

Прохожего обогнали двое, шагавшие тяжелой, чуть вразвалку походкой – то ли рыбаки, то ли грузчики из гавани. Один подтолкнул другого: «Гляди, Ощепков!» Оглянулись, дружно поздоровались:

– Доброго утречка, Василий Сергеевич!

И, не останавливаясь, продолжали свой разговор, видимо, горячо интересовавший обоих:

– Вот я и говорю: мы на военной комиссии Совета рабочих и солдатских депутатов решительно выступили против посылки наших парней на фронт. За кого воевать? За «главноуговаривающего» – за Керенского?

– За Рассею! – неторопливо возразил его спутник.

– За Рассею мы и здесь повоюем: слыхал, что создаются вооруженные рабочие отряды Красной гвардии?

– Слыхать-то слыхал, да, говорят, и в самом Совете не все за эти отряды.

– Не все. А кто против? Эсеры да меньшевики. Они еще с пятого года твердят: не надо, мол, браться за оружие.

– Может, оно и верно: в пятом году вот взялись, а что вышло?

– Вышло, вышло!.. Да сейчас-то не пятый год – вся Россия бурлит. Тронулась, матушка, как река в ледоход, – не остановишь!

Ощепков не расслышал, что прозвучало в ответ, – он уже входил в двери спортивного зала. Но невольно услышанный разговор остался в памяти и не позволял сразу включиться в подготовку к тренировке.

Многое было пережито до тех пор, как он два с половиной года назад вернулся на родину, которую покинул еще в детстве. Да и тогда, в детские годы, не довелось ему ни разу побывать на материке. А потом была Япония – чужой народ, чужой язык. И если сберег он в себе русскую душу, за то вечная память и благодарность преосвященному Николаю – главе Православной церкви в Японии.