Секция Турина на Цветном бульваре начала работать в январе, а в феврале на Москву свалились лютые морозы. Занятия в школах отменили, но на самбо мы все равно ходили. Ехали на электричке, потом на трамвае. Два с половиной часа туда, два с половиной часа обратно. Этот путь мне предстояло проделывать еще долго.

Через год, закончив школу, я стал работать токарем-револьверщиком на московском чугунолитейном заводе имени Войкова. Обтачивал пробки для радиаторов парового отопления, нарезал на них резьбу. Тысяча двести пробок за смену. А в перерывах конвейер, на котором радиаторы собирали, нужно было обеспечить заготовками, вовремя их загрузив в специальные ящики. Около 40 тонн набиралось ежедневно за смену этих пробок и ниппелей к ним. В цехе – дым, копоть, запах горелого масла. Когда сверху засыпают десять тонн чугунных заготовок в огромный металлический ящик – грохот, как в аду. Толстый байковый костюм, служивший спецовкой, был промаслен и прокопчен насквозь. Когда в конце смены я шел в душ, мне казалось, что я негр…

Работа в три смены. После работы – на тренировку. Час на трамвае от метро «Войковская» до цирка. Я садился и засыпал. Иногда открывал глаза: что такое? – снова «Войковская»… В этих случаях на тренировку я опаздывал, и Лев Борисович сердился. А вечерняя смена на заводе заканчивалась в час ночи. Троллейбус ходил до половины второго. На нем я после тренировки успевал доехать до Никольской больницы, а оттуда девять километров до дома бежал бегом. К половине третьего ночи добегал, ложился спать, а утром – на тренировку, потом на завод. После ночной смены я успевал поспать дома два с половиной часа, потом столько же на дорогу до Дворца спорта «Строитель». Целый год жил я в таком сумасшедшем режиме, который теперь, оглядываясь назад, не очень понимаю, как сумел выдержать. Однако я не пропустил ни одной тренировки.

Через год я понял, что, несмотря на материальные трудности в семье, все же надо учиться. Вместе с Федором Ионовым, который только что окончил школу, решили поступать в МОПИ – Московский областной педагогический институт. Предпочтение там отдавали отнюдь не самбистам. Половина сборной команды СССР по гимнастике была воспитана здешней кафедрой. И хоть легкую атлетику я сдал, не хвастаясь, лучше многих, за гимнастику мне влепили «двойку» и не приняли.

Тогда Лев Борисович предложил нам с Ионовым поучиться в Высшей школе тренеров при ГЦОЛИФКе. Туда в основном принимали заслуженных, именитых спортсменов. Нас сначала не хотели даже допускать к экзаменам. Но Лев Борисович сумел убедить ректора ГЦОЛИФКа, и мы поступили.

Шел уже 1957 год. К этому времени мы оба были уже перворазрядниками. Турин помог нам устроиться тренерами в облсовет «Урожай». Вдвоем с Ионовым мы получали в Школе повышенную стипендию и после занятий тренировали в «Урожае» группы самбистов. В том году я выступил на чемпионате России и стал пятым. В следующем году – четвертым, в 1959 году – тоже четвертым. А в 1960 году – бронзовым призером российского чемпионата.

Закончив учебу в Высшей школе тренеров, я сразу же поступил на заочное отделение ГЦОЛИФКа и перешел работать в московский облспорткомитет. При нем тогда была самая крупная в Советском Союзе Школа высшего спортивного мастерства – около ста тренеров, пятнадцать видов спорта. Я работал старшим тренером Московской области. Помимо того, на общественных началах тренировал сборную команду России, сам выступал в соревнованиях и выполнял функции инструктора по спорту. В его ведении было три вида борьбы – классическая, вольная, самбо – да еще бокс и тяжелая атлетика. По пяти этим видам нужно было формировать сборные команды области, отправлять их на соревнования, отвечать за сборы, выезды, отчеты и прочее.