В феврале 1817 г. Николай посетил графа Пемброк, зятя русского посла Семена Романовича Воронцова, в поместье Уилтон-хауз*, наполненном богатыми художественными коллекциями. Там он в память визита посадил дуб, который и посейчас здравствует в парке поместья; около него табличка с такой надписью: «Quercus Cerris planted by the Grand Duke Nicholas afterwards Emperor of Russia February 3>rd 1817» – «Quercus Cerris (разновидность дуба, который называется турецким или австрийским. – Авт.) посажен великим князем Николаем, впоследствии императором России, 3 февраля 1817 года».
Что же вынес Николай из знакомства с общественными и политическими организациями Великобритании? А вот что: «Если бы, к нашему несчастию, какой-нибудь злой гении перенес к нам эти клубы и митинги, делающие более шума, чем дела, то я просил бы Бога повторить чудо смешения языков, или, еще лучше, лишить дара слова всех тех, которые делают из него такое употребление».
В высшем свете великий князь пользовался большим успехом. Один из свидетелей его появления в обществе оставил описание наружности Николая: «Это необыкновенно пленительный юноша (ему тогда исполнилось 20 лет. – Авт.)… Его лицо – юношеской белизны с необыкновенно правильными чертами, красивым открытым лбом, красиво изогнутыми бровями, необыкновенно красивым носом, изящным малиновым ртом и тонко очерченным подбородком… Его манера держать себя полна оживления, без натянутости, без смущения и тем не менее очень прилична. Он много и прекрасно говорит по-французски, сопровождая слова жестами. «Если все сказанное им не отличалось изысканностью, зато он, во всяком случае, был чрезвычайно занимателен и, по-видимому, обладал несомненным талантом ухаживать за женщинами. В нем проглядывает большая самонадеянность при совершенном отсутствии притязательности».
«Что за милое создание! Он дьявольски хорош собою! Он будет красивейшим мужчиною в Европе! – восхищалась леди Кемпбелл, строгая и чопорная гофмейстерина. – Даже если не все, что он говорил, было очень остроумно, то, по крайней мере, все было не лишено приятности; по-видимому, он обладает решительным талантом ухаживать»[40].
Таким он был в английском женском обществе, а вот что увидел зоркий наблюдатель в России: «Едва вышел из отрочества, два года провел в походах за границей, в третьем проскакал он всю Европу и Россию и, возвратясь, начал командовать Измайловским полком. Он был несообщителен и холоден, весь преданный чувству долга своего; в исполнении его он был слишком строг к себе и к другим. В правильных чертах его белого, бледного лица видна была какая-то неподвижность, какая-то безотчетная суровость. Тучи, которые в первой молодости облегли чело его, были как будто предвестием всех напастей, которые посетят Россию во дни его правления… Никто не знал, никто не думал о его предназначении; но многие в неблагосклонных взорах его, как в неясно-писанных страницах, как будто уже читали историю будущих зол. Сие чувство не могло привлекать к нему сердец. Скажем всю правду: он совсем не был любим».
После прощального приема у принца-регента 10 марта 1817 г. Николай выехал из Великобритании через Дувр в Кале, оттуда поехал в Мобеж, где находился русский оккупационный корпус.
Еще одно путешествие Николай Павлович совершил много позже, почти через четверть века, в 1844 г. – он тайно, под псевдонимом графа Орлова, отправился в Великобританию для важных переговоров.
Для оценки намерений Николая I предпринять путешествие в Великобританию необходимо сказать об отношениях между двумя государствами в 40-х гг. XIX в. Великобритания со все большей подозрительностью рассматривала непрекращающиеся попытки России развить экспансию в сторону Константинополя и Ближнего Востока, прикрываясь заботой о судьбе христиан и храмов Палестины и в то же время открыто заявляя о необходимости водрузить русский флаг на берегах Босфора, о завоевании его