Но вернемся к нашим франкам. Не задаваясь целью пересказывать содержание романа, который для прочистки мозгов неплохо бы многим прочесть, скажу, что в смысле стиля Бегбедер, конечно же, колеса не изобрел, да и не ставил эту увлекательную игру – Игру В Слова – во главу угла. Это совсем не Набоков, тут и вульгарности немало: не для высокоморальных-с дам и почтенных-с отцов семейств чтение – не то не избежать им краски, стыдливо лицо залившей. Однако ценность романа «99 франков», разумеется, не в языковых находках, а именно в теме – это тот самый случай, когда не столь важно «как», сколь «о чем», хотя автору сих строк в сочинительстве импонирует как раз первое. Но такое сравнение, например, как решетка на единственном маленьком окошке, кажущаяся Октаву в тюрьме товарным штрих-кодом, все же цепляет: о, это настолько же в духе главного героя, как и его клиническая неспособность любить…
Кажется, Октаву можно простить многое – страдающий эгоист, пресловутые онегинские / печоринские «корни», – но только не предательство беременной от него, идиота, Софи, но только не невозможность позволить себе быть счастливым, когда это, казалось бы, так изумительно просто. Ан нет, человечек сей будет нюхать кокс и говорить, говорить, говорить: «Я задыхаюсь… Я хочу путешествовать холостяком по городам и весям… Как же ты хочешь, чтобы я стал отцом?.. Мне не нужна твоя любовь…» – и это-то вот, такое понятное желание ДО любовных отношений, и такое пошлое ВО ВРЕМЯ их, обнажает героя романа больше, нежели даже в сцене «случайно-ритуального» убийства старушки. В общем, читайте сами. А главное – не верьте рекламе и теленовостям на слово. Берегитесь!
Апрель 2010
Размышления об артисте с гитарой, который должен быть непременно «декорирован и инструментован», о позволительных самоповторах, писании стихов в fb, о странах, в которых довелось жить Веронике Аркадьевне, и Москве-бабушке: интервью-памятник уходящей эпохе[27] (живое интервью, вусмерть изрезанное столичной газетой: там памятников «от забора и до обеда»). Бесконечная нежность и сила духа. Помню ее концерты в ЦДХ и «Гнезде глухаря», помню «Воздухоплаватель», а еще кассеты – тогда, в экс-жизни, мы кассеты слушали: и БГ, и Цоя, и Майка Науменко, и Янку Дягилеву, и «Крематорий», и Долину вот… «Раритеты» до сих пор живут в картонной коробке, иногда их даже достаешь: магнитофон зазеркальных 90-х чудом жив.
Наталья Рубанова: Кто из современных исполнителей вам соприроден, если таковые есть, и что думаете о нынешнем состоянии авторской песни, если думаете?
Вероника Долина: Всерьез об этом невозможно говорить. Кончилось то время, та эпоха, где такой как я, может, и было неуютно, но интересно. Стихи под гитару как профессия и призвание повсеместно исчезли с лица Земли. Это сиротливо выглядит, без интереса слушается. Этого почти нет… Артист с гитарой обязан быть декорирован и инструментован. Музыканты, небольшой оркестр, свободные руки, свободная манера… Гитара да микрофон как прежде – этого нет больше, не те времена. И той вызывающей беззащитности артиста, выступающего «без забрала», с открытым лицом и в простом костюме – больше нет. Или это большая диковина. На то есть причины, роптать бесполезно. В глубинке Европы можно еще найти исполнителей фадо… Где-то в небольшом кафе во Франции или Германии можно увидеть человека с гитарой, но это редкость. В наших же краях я питаю нежное и сердечное чувство к стихам и исполнению их со сцены Верой Полозковой.