Если перевести этот текст на современный русский язык, то события происходят в такой последовательности: сначала были убиты вызванные в Орду русские князья, а тверской князь, получив ярлык на княжение, вернулся в Тверь, но тут же на него поступил донос, и ханский чиновник Шевкал был послан с войском, поскольку участились случаи неповиновения и баскаков перестали уважать, то есть народ слегка осмелел. Дань, очевидно, шла в Орду нерегулярно, князья служили не слишком усердно, и монгольское войско шло для «зачистки» нелояльных земель. В народе стали ходить упорные слухи, что христиан хотят обратить в ислам, и будут это делать насильно, всех русских князей истребят, а на их место посадят монгольских чиновников. Сам тверской князь Александр тоже поверил слухам, после недавних событий это вполне понятно, тем более что его попросту выгнали из собственного дома, а в княжеских хоромах расположились ханские посланцы, и в Твери было неспокойно – монголы издевались над людьми, избивали их, разоряли дома, глумились.

Князь не выдержал, и народ стал бунтовать. Правда, в нашей благонамеренной летописи автор стремится объяснить внезапность восстания иначе. Вроде бы князь призывал к терпению, а виной всему – незначительный случай: один дьякон повел на водопой свою кобылицу, а монголы ее отняли. Дьякон взмолился к тверичам о помощи. Возмущенные тверичи пошли громить монголов. Монголы же стали сечь их мечами, а люди тут же ударили в колокол и созвали народ на вече, после чего избиение монголов стало неизбежным. Восстал весь город. Убили и самого Шевкала. В живых остался только вестовой, которому удалось вскочить на коня и ускакать в Москву, а оттуда в Орду. В другом летописном тексте сказано, что восстанием руководил князь Александр, и по его приказу не осталось ни единого живого монгольского воина, ни единого ордынского купца, а самого Шевкала, занявшего княжеский дворец, тверичи сожгли живьем.

Это восстание стало для хана Узбека пренеприятной новостью, он даже думал, что в стране поднимется всеобщая смута. Но ограничилось Тверью, и тогда, чтобы наказать Тверь, Узбек воспользовался известным ему рецептом – послал на город не монгольское, а русское войско Ивана Даниловича Московского, усиленное, правда, пятью золотоордынскими туменами (по 10 000 воинов). По пути к этому войску с большой охотой присоединились суздальские князья. Тверской князь в ужасе бежал на северо-запад. Новгород побоялся его принять, но Псков принял. Не найдя князя, карательное войско разрушило Тверь, Торжок и Кашин, многие жители Тверской земли были убиты или уведены в плен.

И это хорошо иллюстрируют события предыдущего десятилетия.

Во время ордынского владычества недовольство монголами вполне сочеталось с недовольством собственными князьями. Во всяком случае, простой народ разницы между ними особой не видел.

Русские князья охотно использовали монгольские новшества – исчисление податей, хорошо отлаженную ямскую систему, организацию управления. Народ рассматривался властью лишь как средство получения дохода, и грамотная эксплуатация позволяла доход увеличивать. Само собой, вводились новые и новые подати и налоги. Против этого в основном и восставали жители Руси. Национальная принадлежность тех, кто собирал налоги, народ мало интересовала – и монгольские баскаки, и русские сборщики податей были одинаково безжалостны, а при неповиновении непокорных плательщиков усмиряли вовсе не монгольские войска (это случалось тоже, но очень редко), а всегда готовые выступить против мятежников княжеские дружины. Эти же дружины в погоне за дружинами князей-соперников утюжили то Суздальскую, то Тверскую, то Новгородскую землю. А если оказывалось, что собственных сил не хватало, призывали на помощь поддержку из Орды. К тому же умонастроения этих князей были настолько непредсказуемы, что зачастую оказывалось неясно, кому против кого дружить. Вот, например, мечтал Новгород получить себе на княжение Дмитрия Александровича, а вероломный князь, утвердившись в другом городе, пожег земли по всей их новгородской Шелони. И трудно сказать, какой враг был страшнее: обиженные монголы или обиженные князья. Те и другие хотели лишь полного повиновения и экономической выгоды. Те и другие боялись крамолы и мятежа, те и другие жестоко расправлялись с инакомыслием.