Мы повернули вдоль гаражей. Тут я ещё не бывал. Оказывается, часть дверей открыта нараспашку. Но отец возле них не задерживался, а я лишь боязливо вертел головой, пытаясь разглядеть внутри хоть что-то интересное.

Два гаража были пустые, в одном – коричневая от ржавчины «Лада». Зато в четвёртом…

Я притормозил. Облизал пересохшие губы.

– Глеб! – долетел голос отца. Он был уже далеко впереди.

– Сейчас! – выдавил я. Но так и не сдвинулся с места.

До сих пор переминался, заглядывая внутрь. А всего в трёх шагах от меня – как сказка наяву – сверкал никелем и хромировкой новенький скутер. Совсем как у Мишки Копотя!

«Хо-Лин-503» с усиленной подвеской и электродвижком в одиннадцать «лошадей».

Чудо, реальное чудо, прислонённое к облупившейся стене!

– Хватит там маячить, Глеб!

– Да иду я, иду!

Вот только полюбуюсь ещё немного… Разумеется, я помню – нельзя лезть в гаражи. Мало ли какая дрянь может прятаться в сумраке…

Но здесь светло. Очень светло… Пусковой ключ торчит из замка. Ярко блестит «взлетающий аист» – фирменная эмблема на рулевой колонке!

И я делаю шаг внутрь.

Осторожно касаюсь хромированной поверхности. Та приятно холодит ладонь…

– Папа… – негромко зову я.

Он должен меня понять. Ведь не каждый день так везёт!

Рядом на полу – бесформенные, съеденные ржавчиной железяки. А скутер выглядит, словно только что из магазина! Будто и не простоял четыре года в Зоне…

Я мягко берусь за руль. Разумеется, аккумуляторы давно сели. Но я готов катить эту «птичку» до самого периметра… а хоть и прямо к дому! Я знаю, она – такая лёгкая!

Хм-м… Что за хрень? Руль свободно поворачивается, но я не могу стронуть скутер. Будто что-то удерживает его на месте…

Внимательно осматриваю колёса. Всё в порядке! Подставка, боковой упор – в вертикальном положении. Ничто не должно мешать!

Я упираюсь изо всех сил, только чёртов «Хо-Лин» не сдвигается даже на сантиметр!

Тогда я заглядываю в щель между стеной и скутером.

Целую секунду со страхом и отвращением смотрю на толстую белую паутину, протянувшуюся из тёмного угла к двигателю и подвеске заднего колеса.

Так несправедливо!

Так до жути обидно, что на миг я забываю всё, чему учил меня отец. Выхватываю охотничий нож и пытаюсь разрезать плотные белые нити. Со злостью кромсаю их отточенным лезвием из хорошей стали.

В результате нож всё больше запутывается в «паутине».

А нити срастаются у меня на глазах! И вдруг охватывают мою руку.

Я дергаюсь, отчаянно пытаясь вырваться.

Но меня не отпускает. Плотным коконом оплетает руку. Я чувствую, как кисть начинает неметь – будто вместе с «паутиной» холод поднимается вверх, к плечу…

Наверное, надо звать на помощь.

Но я не могу. Мне стыдно, невыносимо стыдно перед отцом…

«Так глупо!»

А нити понемногу сокращаются, затягивая меня в тёмный угол между стеной и железным шкафчиком. Там – что-то серое, скрюченное… Кажется, человеческие останки.

Разлепляю губы, пытаясь крикнуть. Но вместо этого из груди вырывается сиплый шёпот.

Чернота перед глазами… Голова кружится. Я ещё упираюсь подошвами, но странная слабость разливается по телу. Единственное, что выходит, – нащупать свободной рукой самодельную зажигалку в левом кармане куртки.

За миг до того, как потерять сознание, я щелкаю неподатливым колёсиком. Длинный язык пламени вырывается из латунного цилиндра – прямо в сторону оплетающей меня «паутины».

Шипение, свист…

Съёживающиеся нити.

Острая боль в руке.

От неё в голове проясняется. Я вдруг чувствую, что хватка «паутины» слабеет.

Бешено, из последних сил, дергаюсь к выходу. И, освободившись, падаю прямо к ногам отца.