Когда он вошел в подъезд доходного дома, в котором они с Круиффом снимали две меблированные комнаты по соседству, старенькие, поцарапанные ходики в глубине привратницкой показывали уже половину первого. Старичок привратник привычно дремал у своего окошка, не проснувшись даже от резко клацнувшего замка входной двери.
Круифф его ждал. Как только Юрий открыл скрипучую дверь своей комнаты, соседняя распахнулась, и американец, одетый, согласно местным традициям, в халат и кальсоны, возник на пороге. Проводив взглядом объемистый сверток, который его сосед заволок в комнату, Айвен быстро бросил взгляд в один конец коридора, потом в другой и молча вошел вслед за русским в его жилище:
– Что это?
Юрий, не говоря ни слова, скинул поношенный полушубок, купленный на местной барахолке по сходной цене, и, взяв кусок местного мыла, изрядно попахивающего щелочью и козлиным жиром, двинулся в сторону общего туалета, находящегося в конце коридора, бросив на ходу:
– Посмотри сам.
Когда он вернулся, американец сидел на единственном в комнатке колченогом стуле и попыхивал местной дешевой сигареткой, а перед ним на столе лежал разобранный револьвер местного производства. Здесь его называли барабанник.
Юрий молча переоделся, зажег чадящую керосиновую плитку и, вытащив из-за форточки кастрюльку с превратившимся в лед вчерашним постным супчиком, поставил ее на огонь.
– Откуда это? – спросил Айвен.
Юрий поморщился:
– Так получилось. Потерял контроль.
Круифф понимающе кивнул. Они помолчали, потом вдруг Юрий с неожиданным жаром заговорил:
– Понимаешь, не могу видеть, что они вытворяют со своей страной. Люди будто посходили с ума или потеряли инстинкт самосохранения. Ты же знаешь, в нашей истории тоже было что-то подобное, хотя я всегда считал, что у нас все происходило гораздо… пристойнее, что ли. Во всяком случае, со стороны тех, кто делал революцию. К тому же это было так давно, что… Знаешь, это был один из самых тяжелых и противоречивых периодов нашей истории. С одной стороны, мы стали в то время одним из двух самых сильных государств планеты, а с другой… ежедневно убивали тысячи своих людей, причем большинство ни за что, просто чтобы поддерживать в остальных нужный накал чувств.
Круифф покачал головой:
– Моя страна на своем пути тоже прошла множество тяжелых моментов, но мы не имеем привычки так остро реагировать на столь отдаленные во времени события.
Юрий криво усмехнулся:
– Ну, большинство из нас тоже. Интерес к тем событиям, как правило, захлестывает империю волнами. Это происходит, особенно когда приближается какая-нибудь круглая дата. Возможно, я реагирую на все происходящее столь остро, потому что во время последней такой волны рядом со мной оказался майор. А для него то время вообще как будто совсем рядом. Он, благодаря семейным преданиям, можно сказать, живет в нем. Знаешь, жаль, что он еще в коме… Он отдавал той эпохе каждую свободную минуту. Мне всегда казалось, что он просто фанатически предан тому времени… фанатичнее даже, чем его семья. – Юрий вздохнул, на короткое время в комнате установилась тишина. – А сейчас мне кажется, что я его понимаю.
– Но ведь это не ваша империя и даже не Земля? – сказал Айвен.
Юрий молчал. Американец передернул плечами:
– Что ты узнал?
– Сегодня еще в двух частях, Центральном авиаотряде и Второй самокатной роте, на общей сходке отстранены командиры и созданы Комитеты действия. А это, с учетом того, что Второй маршевый полк, под охраной которого находятся склады боеприпасов и снаряжения округа, сформировал собственный Комитет действия еще в начале недели, означает, что, если в городе начнутся беспорядки, у штаба округа уже не будет не то что достаточных, а вообще никаких войск для их подавления. Счет времени пошел уже на дни.