Полевой в данном случае назван «юношей» – и это не следствие старческой памяти, в восприятии и оценках современников тех лет его нередко именуют молодым или юным, в то время как он лишь четырьмя годами младше самого Вяземского, ровесник Николая I. Он «юн» в смысле неопытности, отсутствия в глазах окружающих (которые в большинстве своем выше его по социальному статусу) права говорить от своего лица: потому тон «Телеграфа» и будет в особенности воспринят как дерзкий – юноше надлежало оставаться «скромным и застенчивым», т. е. не смеющим перечить Вяземскому и его приятелям.
Если за дело принимаются весьма неопытные в журнальном деле люди, то вскоре опыт показывает, что дело они понимают весьма хорошо: «Московский Телеграф» ориентируется на лучшие образцы европейской журналистики, в первую очередь французской, но не пренебрегая и британскими с немецкими[97]. Год спустя Полевой пишет петербургскому журналисту П. П. Свиньину, издателю «Отечественных записок»:
«Прошу вас уведомить, любезнейший Павел Петрович, понравится ли вам новое расположение и характер “Телеграфа”. Я решился разделить ученую часть от чисто литературной. Желал бы освободить себя от последней, ибо много вздору принужден помещать поневоле, но нечего делать: публика хочет легкого. Спасибо ей, она славно награждает меня за старание услужить ей, и я никак не думал заслужить от читателей моих такого почтения или чтения.
Представьте, что по сие время у меня уже 700 подписчиков и, кажется, до 1000 доберется. По крайней мере книгопродавцы уверяют, что примеров этому не видали. Вы знаете, что я не употребляю никаких посторонних средств, – просто объявил подписку, и кому угодно – бери. Как-то у вас в Петербурге, а здесь с упадком торговли вообще упала и книжная торговля, а журналы особенно. Каченовский бесится, что у него нет и половины, даже против прошлого года; других журналов и 300 экз. не печатается каждого. Так уж “Телеграфу” счастье выпало»[98].
Что Полевой не лукавил, говоря о своем равнодушии к «легкому», свидетельствует поданное им в июле 1827 г. прошение министру народного просвещения А. С. Шишкову, весьма расположенному к журналисту, о дозволении помимо существующего журнала издавать также два раза в неделю газету «Компас», в которой дозволялось бы помещать известия политические и литературные, и «журнал совершенно ученого содержания, который мог бы образовать собою авторитет русской ученой критики», выходящий четыре раза в год, по образцу знаменитых шотландских «Quarterly Review» и долженствовавший называться «Энциклопедические летописи отечественной и иностранной литературы»[99]. Идея же не только расширить предприятие, но и придать журналу газету была для Полевого постоянной. Несмотря на неудачу прошения в 1827 г., он вновь обращается в 1831 г. с прошением, теперь о дозволении обратить в ежеквартальный толстый журнал «Московский Телеграф», а каждую неделю выпускать «небольшие книжки […] под названием: Прибавление к “Московскому Телеграфу”» и дважды в неделю на французском языке «Journal des modes», причем дозволить подписку отдельно на обновленный «Московский Телеграф» и отдельно на два новых издания[100]. Уже после запрещения «Московского Телеграфа» Полевой вновь пробует осуществить сходный план – теперь уже надеясь на средства и влияние книготорговца и книгоиздателя А. Ф. Смирдина, соединив в единой редакционной политике журнал «Сын Отечества» и «Северную пчелу»[101].
О том, как воспринимался Полевой (или как желали его противники представить его властям), говорит, например, сохранившийся донос шефу III отделения С.Е.И.В. канцелярии, помеченный 19 августа 1827 г., написанный, видимо, Ф. В. Булгариным, обеспокоенным планами Полевого издавать помимо журнала еще и политическую газету и тем самым нарушить монополию «Северной пчелы»: