Но почему глупую? Не всё так просто, не всё… Вот «Отец Сергий» про это.

Еще школьником посмотрел фильм по телику. Мало что понял, но сцена, когда красивая барыня пристает к монаху, а тот отрубает себе палец, поразила. Вскоре нашел книгу с этой повестью Толстого, прочитал. Опять же понял не все… А может, и всё.

Что там… Полюбил молодой офицер девушку, а она перед свадьбой призналась, что была любовницей царя. Офицер стал монахом, отцом Сергием, и через несколько лет Бог или дьявол подослал к нему распутницу. Чтобы удержать себя от греха, монах отрубает палец, распутница после этого уходит в монастырь. Но через несколько лет к отцу Сергию Бог или дьявол… А ведь в Библии, кажется, сказано, что всё от Бога. Значит, Бог. Бог подсылает к отцу Сергию юную юродивую. И он не может сдержаться. Наутро после совокупления переодевается в мужицкую одежду и идет в деревню, находит ту, над которой в детстве издевался. Видит, что она живет бедно, но не в нужде – заботится о дочери, пьющем зяте, внучатах. Начинает заботиться и о Сергии. Сергий узнает в ней праведницу, уходит, странствует по Руси, старается делать добро…

Ну да, вроде так. Но конец слишком простой. А если Бог пошлет ему новый соблазн в виде распутницы или юной юродивой? Если бы та женщина была моложе и удержала Сергия, сделала своим сожителем? Ведь запросто, и сколько угодно примеров, в том числе и среди монахов – сбежавших, расстриженных, но ставших верными мужьями, отцами. И что это, грех или шанс по-настоящему человеческой жизни?

Ведь мог отец Сергий ту распутницу сделать своей женщиной и одновременно духовной подругой, мог быть счастлив с юродивой, мог сгладить близящуюся старость той женщины, к которой пришел. Может, Бог для этого ему женщин и подсылал?

* * *

А Сергееву какие-то силы подослали котенка. Того, вчерашнего, из-под машины.

Открыл дверь покурить, и тут под ногами мелькнуло рыжее. Пока Сергеев развернулся, прошел на кухню, котенок уже сидел перед холодильником.

– Ты что здесь забыл? – его захлестнуло резкое, острое бешенство; захотелось схватить за шкиряк хама и скинуть с террасы. – Пошел на хрен!

Получилось слабо, почти жалобно. Нет, это было не бешенство, а обида. Хотел одно, а получил вот такое…

– Сейчас покурю и вышвырну, – пообещал себе.

Крепкие волны ветра равномерно накатывали на дом, били в него как невидимый мешок с опилками. Наверное, так же сейчас бьют волны воды в обрыв. Теперь Сергеев был уверен, что море может до него доставать… Затягивался, стоя в стене лицом, пряча сигарету в кулаке, но порывы находили ее и здесь, раздували уголек, и сигарета уменьшалась больше не от затяжек, а от ветра…

Котенок сидел на прежнем месте – перед холодильником. Обернулся на вошедшего Сергеева и мяукнул. Не требовательно, а просяще.

– И что? – Сергеев сел на стул. – Кормить тебя? Офигеть просто…

Решил пока что оставить. Погода наладится, тогда выгонит. Будет обратно лезть – отнести подальше. Такой вряд ли найдет дорогу… А голос внутри не словами, а как-то иначе убеждал: это неспроста, это знак.

В последние годы Сергеев многие случайности воспринимал как знаки, не мог поверить, что всё случайно, бессмысленно. И в этом забежавшем именно к нему и именно в такой момент котенке чувствовал знак. Ведь ему же надо было забраться по лестнице, а в его возрасте – от силы месяца два – это непросто.

Будто поняв, что Сергеев сейчас думает о нем, котенок не спеша, с достоинством, подняв вертикально хвост, подошел, потерся о штанину, сел и посмотрел ему в глаза. Там читалось: «Да ладно, чего ты – я много не съем и места не займу».