– Честь важнее, – усач усмехнулся.

– Что ж, те, для кого честь важнее Родины, могут быть свободны! – я понял, что время слов закончилось, и подшагнул к распахнувшему глаза усачу. Такого обвинения он точно не ожидал. Как не ожидал, что я с размаху врежу ему в челюсть. Опыта драк у меня немного, но в крови было столько адреналина, что одного точного удара хватило, чтобы солдат покачнулся и упал. Ну, а я дальше ковал железо. – Ты! – палец ткнул в соседа усача. – Хватай болезного и тащи за нами! Все остальные – на пузо! Делай, как я!

Я больше не ждал: упал на живот и пополз вперед. Англичане как раз пристрелялись, и пули стали свистеть ближе, но попасть в лежачего – дело очень и очень непростое. А мы ползли по-пластунски, на локтях. За пару минут добрались до второй линии окопов, и солдаты с матросами уже привычно заняли свои места. Былой атмосферы азарта и братства больше не было, но и плевать. Главное, никто больше не спорил, и я прошелся по окопу, проверяя готовность плотно стоящих людей. Нас стало меньше, но и позиция эта была короче.

– Ружье ниже! Голову убери! Ты, наблюдатель, не на открытом месте торчи, а встань к кусту!

Трещина между мной и солдатами становилась все глубже, но тут закряхтел и очнулся тот усач, которого я оглушил. Как раз когда я проходил рядом.

– Сколько пальцев видишь? – я присел и провел указательным у него перед глазами.

– Один.

– Вот и хорошо. Значит, сотрясения мозга нет. Минута, чтобы прийти в себя, и вставай обратно в строй, – я отвернулся, собираясь вернуться на место.

– Ваше благородие, – меня догнал неожиданно растерянный голос усача. – Спасибо, что посмотрели, и спасибо, что врезали. Правильно это было, а то накатило… Я же десять лет ефрейтором хожу, понимаю, что мы уже сто раз должны были умереть. А благодаря вам не умерли, стоим и еще стоять будем. Так что вы, если что, просто приказывайте, мы сделаем, можно даже морды не бить.

Ефрейтор, значит? Я посмотрел на еле заметную в густых усах хитрую улыбку. Учитывая, что армия сейчас рекрутская и люди уходят сюда почти на всю жизнь, именно такие вот повидавшие все ефрейторы становятся настоящими командирами солдатам. Что тем скажет молоденький офицер, которого поставили на роту неделю назад и еще через неделю двинут куда-то еще? А ефрейторы у солдат, бомбардиры у артиллерии, приказные у казаков – это еще не офицеры, но уже и не рядовые. Это те, на ком держится армия.

– Как тебя зовут, ефрейтор? – спросил я.

– Василий! Игнатьев! – представился усач.

– Я слышал, Василий, что столы ефрейторов порой богаче, чем столы офицеров. Это правда? – и я в самом деле читал что-то такое.

Конечно, какой-нибудь князь питался одинаково что в столице, что в чистом поле, но поручики вроде меня часто жили на стандартном пайке. А паек и то, что могли достать такие вот ушлые ефрейторы – это очень и очень большая разница.

– Так точно, ваше благородие, есть такие слухи, – важно кивнул Игнатьев.

– Тогда, если все сегодня выживут, жду от вас приглашения за ефрейторский стол, – закончил я разговор. – А пока собрались! А то я, знаете ли, поесть люблю! Так что не вздумайте умирать! Запомните, убивать врагов можно, умирать – нет!

Ильинский смотрел, как молодой столичный поручик ходит среди обычных солдат и совершенно их не чурается. Нет, у них на кораблях разница между матросами и офицерами была гораздо тоньше, чем на суше. Еще Лазарев завещал, чтобы они помнили, что судьба корабля зависит от каждого. Но вот среди пехотных офицеров Дмитрий Васильевич такого почти не встречал.