Конечно, рано или поздно возникает желание заново учредить райкомы и обкомы партии, чтобы можно было прийти и пожаловаться на нерадивого чиновника. Вспомним, что система партийных комитетов охватывала страну полностью, на всех административных уровнях, что в конечном итоге позволяло жалобам дойти до самого верха.
Как ни странно, нынешняя политическая ситуация в России способствовала тому, чтобы в высших эшелонах власти оказались наиболее прогрессивные люди. Многие недооценивают роль Владислава Суркова, который искренне пытается создать хоть какие-то механизмы и каналы обратной связи, позволяющие людям достучаться до властей, создать некие социальные лифты, объединяющие разрозненную страну и дающие возможность талантливым людям из глубинки пробиться наверх. Понятно, что политические партии необходимы хотя бы для этого. Невозможно вернуться к старому китайскому варианту, когда все желающие стать чиновниками писали сочинения и на основании этих сочинений отбирались и назначались. Времена изменились, изменились и требования.
В период поиска и создания адекватных и эффективных социальных лифтов неизбежны перегибы и перекосы. Возникают движения типа «Идущих вместе» и «Наших». Но здесь, опять-таки, излишнее усердие исполнителей должно ограничиваться разумом и критичным взглядом стоящих сверху. Надо помнить, что в этом мире, к сожалению, многое приходится делать насильственно, однако это насилие не должно приводить к смертям, для него есть определенные границы и рамки. Убеждение – это тоже одна из форм принуждения, при этом она не должна лишать человека права и возможности мыслить самостоятельно. Но управление страной, объединение страны невозможно без единой цели, единой задачи. Именно поэтому попытка придумать внутри единой страны несколько партий довольно далека от нашей ментальности. Этот формально демократический подход по своей сути является абсолютно прозападным. Потому что по большому счету и «Справедливую Россию», и «Единую Россию» народ воспринимает скорее как некую единую партию власти, как некое гигантское поле. Мы, бесспорно, ощущаем эти структуры как политическую силу, но особо не разделяем, кто там внутри. И ЛДПР, и КПРФ видятся нам как части единой системы – возможно, потому что они отличаются в каких-то нюансах политической борьбы и в понимании краткосрочных задач, однако в стратегическом плане их цели и задачи остались едиными.
Конечно, речь идет не только о конъюнктуре. Просто историческая особенность России состоит в том, что ее политическое пространство, по большому счету, никогда не было разрозненным. Всегда существовало подчинение единой гигантской цели. Методы ее достижения могли быть разными, но все понимали, к чему идти. Русский мир всегда делился на Сперанских и Аракчеевых, но большинство находилось и находится между ними: иногда мы бываем чуть-чуть Аракчеевыми, а иногда чуть-чуть Сперанскими. Однако при этом все воспринимали себя в первую очередь русскими, и уж потом только пытались найти политическое определение своих воззрений. И голосование в России всегда было скорее не идеологическим, а за личности. Голосовали за того, кому верили, за кем шли, кого считали своим, в ком чувствовали выразителя народных чаяний и дум. Я считаю, что это правильно. Именно поэтому современный политический мир, нравится нам это или нет, определяется в первую очередь лицами. Любая попытка от этого уйти приводит к исчезновению партий. Так, невозможно себе представить ЛДПР без Жириновского. «Яблоко» без Явлинского в конечном итоге исчезает. СПС без Немцова, Хакамады и Чубайса превратился в ничто. И попытка найти функционеров приводит к достаточно жалким результатам, вплоть до ничтожных. Тем не менее особенность российской государственности в том, что, как правильно сказал Андрон Кончаловский, при западном «харде» у нее абсолютно азиатский «софт». Азиатский «софт», наверное, отличается тем, что во главу угла он в первую очередь ставит не формально-логические институты, а наше, российское понимание: «свой – не свой», «справедливо – несправедливо», «правильно – неправильно». Рискуя вызвать недоуменные восклицания критиков, скажу, что здесь, к сожалению или к радости, нам не обойтись без понимания колоссальной роли монотеизма.