Итак, Николаю Васильевичу потребовался панегирик стремительной «птице-тройке», увенчавший ехидно-сатирический роман, в сущности, обидный для всякого русского человека, роман, показавший нашу Россию в самом ничтожном свете хотя бы потому, что помещик Манилов, представляющий сливки общества, мечтает о производстве в полные генералы за дружбу с первым попавшимся проходимцем, а народную гущу представляют то два мужика, которые сократствуют по поводу колеса́, дескать, доедет оно до Казани или же не доедет, то дядя Митяй с дядей Миняем, которые, как ни пересаживаются с пристяжного на коренного, не в состоянии развести два столкнувшихся экипажа, а это уже скандал.

Да еще гоголевский панегирик вызывает нехорошие вопросы по всем трем кардинальным пунктам:

пункт 1: «Эх, тройка! птица-тройка, кто тебя выдумал? знать, у бойкого народа ты могла только родиться…» – если иметь в виду древних ассирийцев, которые, видимо, первыми стали впрягать трех коней в военные колесницы, то ничего особенного бойкого за этим народом не замечалось, но если отдать приоритет и впрямь бойкой нашей России, то нужно будет признать, что это не самый завидный приоритет;

пункт 2: «И нехитрый, кажись, дорожный снаряд, не железным схвачен винтом, а наскоро живьем с одним топором да долотом снарядил и собрал тебя ярославский расторопный мужик» – это уже звучит как завуалированная насмешка, ибо нам отлично известно, что сто́ит тот национальный продукт, который производится наскоро да живьем, а главное, без винтов и гвоздей, каковые у нас остаются в неискоренимом дефиците от Владимира Святого до наших дней;

пункт 3: «Не в немецких ботфортах ямщик…» – что да, то да, не ботфортах, уж это точно.

Ну разве что песнь «птице-тройке» носит у Гоголя чисто техническое значение и понадобилась она исключительно для того, чтобы органично перейти к славословию самой Отчизны, которое зиждется на вопросах: «Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься?» и «Русь, куда ж несешься ты? дай ответ».

Сейчас, спустя более ста пятидесяти лет, мы можем сказать, куда, – к величайшим достижениям в области технической мысли и художественной культуры, но вместе с тем и к поражению самой многочисленной армии в мире от севастопольского десанта антирусской коалиции, отчасти по той причине, что «у них ружья кирпичом не чистят», к освобождению крестьянства, повлёкшего за собой чудовищный терроризм, к всесветному позору, каковой уготовило нам крошечное азиатское государство, к несчастной мировой войне, трём революциям, установлению бесчеловечного режима большевиков и в конце концов возвращению на круги своя. Опять, как полтора столетия тому назад, Россия представляет собой второстепенную, квазиевропейскую, бедствующую страну, которая по-прежнему несется куда-то, именно «что бойкая необгонимая тройка», управляемая пьяным и неуравновешенным Селифаном, постоянно готовым вывалять нас в грязи. То есть вопрос «Русь, куда ж несешься ты? дай ответ» остается в повестке дня. Но опять же Она «не дает ответа»; и не даст, потому что ответа нет.

Есть некоторые частные соображения, а ответа нет. Может быть, Русь несётся к цивилизованным рыночным отношениям, а может быть, к гражданской войне. Не исключено, что к беспримерному взлету национальной культуры, но также не исключено, что к расколу державы на удельные княжества домонгольского образца. Вообще наша Русь обожает ставить вопросы, отвечать же на них не в Ее правилах, этого почему-то Она не любит.

Таким образом, туманно-патриотический финал, которым Гоголь счел необходимым увенчать свои «Мертвые души», находится в глубоком и странном противоречии с материалом, концепцией, фабулой, самим источником вдохновения, обнимающим чичиковых, коробочек да ноздревых. Но в том-то всё и дело, что противоречие это обозначило, дало жизнь целой отрасли нашей национальной литературы.