Речь его сегодня звучала куда более внятно, хотя правая половина лица по-прежнему оставалась неподвижной. Видимо, за сутки князь успел смириться и освоиться со своим неожиданным увечьем. Самочувствие его улучшилось настолько, что это безо всяких расспросов было заметно простым глазом: если вчера на высоко поднятых подушках лежал по неизвестной причине задержавшийся в пути между землей и небом полутруп, то нынче взгляд его выражал привычную живость, и видно было, что вынужденная неподвижность уже стесняет князя и вызывает его раздражение.

Незаменимый и бесценный Архипыч, неслышно ступая, появился в спальне, неся серебряный поднос с большой фарфоровой супницей. От супницы по комнате пошел сытный аромат куриного бульону, и княжна в первую минуту даже не сообразила, что курице как будто неоткуда было взяться. Посмотрев на Архипыча, морщинистое лицо которого выражало только заботу о том, как бы лучше услужить хозяину, Мария Андреевна решила воздержаться от расспросов: эка невидаль – курица! Курица и курица, а попалась в котел – сама виновата…

– Ступай, Архипыч, миленький, – сказала она, когда камердинер поставил поднос на ночной столик подле кровати больного. – Ступай, я сама покормлю.

– Кого это ты собираешься кормить, ваше сиятельство? – сварливо осведомился старый князь, хмуря брови или, вернее, одну бровь, так как вторая отказывалась хмуриться. – Одна-то рука у меня покуда работает!

– Тогда я тарелку только подержу, – не смея перечить, кротко сказала княжна.

Александр Николаевич подозрительно покосился на нее одним глазом, но спорить не стал и безропотно позволил внучке засунуть угол салфетки за воротник своей ночной сорочки. Вооружившись ложкой, он зачерпнул поднесенный княжной бульон и заправил ложку в рот. Половина бульона немедленно вылилась из правой, безвольно распущенной половины его, рта, замочив подбородок и салфетку. Проворчав что-то неразборчивое, старый князь оттолкнул руку княжны с салфеткой, которой та намеревалась отереть ему лицо, и повторил попытку с тем же печальным результатом.

– Позвольте мне, дедушка, – не в силах без слез смотреть на это жалкое зрелище, попросила княжна.

– А ну его к черту совсем! – в великом раздражении воскликнул Александр Николаевич и швырнул ложку прочь.

Видно было, что ему хотелось попасть ложкою как можно подальше, но сил у него почти не осталось, и ложка, глухо стукнув о ковер, упала подле самой кровати.

Отпихнув, совсем как капризный ребенок, от себя тарелку, князь сорвал с груди салфетку и в раздражении провел ею по лицу, стирая с подбородка жирный бульон.

– Оставь, княжна, – несколько совладав с собою, значительно мягче сказал он Марии Андреевне. – Не в коня корм. Что ж добро-то зря переводить? Давай-ка лучше потолкуем, пока… Одним словом, давай потолкуем.

– Надо ли, дедушка? – отставляя тарелку на поднос и поднимая с пола ложку, спросила княжна. – Лучше бы вы поберегли силы. Они вам надобны, чтоб вы скорее поправились.

– Э, матушка, не лукавь! Стар я уже, чтобы после этакого поправиться. Видно, время мое пришло. И реветь не вздумай! Все там будем в назначенный час – кто раньше, кто позже. Я свое пожил, нынче твой черед. Ты вот что, Машенька, ты скажи мне, что это за пальба у нас нынче во дворе была? С воробьями, что ли, наши гости воевали?

Княжна Мария, как могла, пересказала деду события сегодняшнего утра, добавив в конце, что один из убитых французов до сих пор лежит посреди двора, накрытый рогожей.

– Поди ж ты, – сварливо и насмешливо проскрипел князь, – уцелили-таки в одного… Ты прости, душа моя, что я тебя о таких вещах пытаю, а только скажи, как одет?