Всадник этот был одет в генеральский мундир, ладно сидевший на его стройной, почти юношеской фигуре. Позднее пан Кшиштоф не раз поражался тому, как много он успел заметить в этот краткий миг между жизнью и смертью. У генерала было совсем мальчишеское лицо с небольшими бакенбардами и легким, никогда не знавшим бритвы темным пушком на верхней губе, густые брови, пухлые мальчишеские губы, которые, казалось, были готовы всякую минуту сложиться в любезную улыбку, слегка раздвоенный подбородок и немного вздернутый, с широкими ноздрями нос. На его мундирном сюртуке поблескивали ордена – Георгий 3-й степени, Владимир 2-й и Мальтийский крест. Это был Кутайсов – молодой, но подающий большие надежды начальник артиллерии, которого весьма хвалил и выделял Кутузов, тот самый Кутайсов, который накануне сражения издал приказ, обязывавший артиллерию жертвовать собою и стрелять до последнего, пока противник не сядет верхом на пушки. Проезжая вместе с Ермоловым из штаба Кутузова на левый фланг, он увидел, что батарея Раевского захвачена. Генералы развернули резервный батальон Уфимского пехотного полка, собрали разрозненные остатки отступавших частей, в том числе и некстати подвернувшийся им под руку отряд пана Кшиштофа, и отбили батарею, поголовно истребив засевших там французов.

Пан Кшиштоф Огинский ничего этого не знал и знать не хотел. Весь мир для него сузился до размеров приставленного к его переносице пистолетного дула, и все его помыслы были лишь о том, чтобы отвести от себя неминуемую гибель. Вид молодого генерала, который, размахивая шпагой, посылал людей в атаку, словно спустил в душе пана Кшиштофа какую-то до предела сжатую пружину. Резким движением перехватив у запястья сжимавшую пистолет руку Лакассаня, пан Кшиштоф вырвал оружие. Лакассань пытался ему помешать, но пан Кшиштоф был сильнее. Словно только теперь вспомнив о своем физическом превосходстве, он сбросил с себя француза, как котенка, перехватил пистолет, взявшись за рукоять, и, почти не целясь, выстрелил в стоявшего совсем рядом Кутайсова.

Выстрел оказался точным, и двадцативосьмилетний генерал, выронив шпагу, замертво упал с седла. В суматохе боя никто не видел, кем была выпущена сразившая начальника русской артиллерии пуля, – никто, кроме лежавшего рядом с паном Кшиштофом Лакассаня. Но даже и он не сразу понял, что произошло. Оттолкнувшись от земли, Лакассань снова бросился на Огинского и вцепился ему в горло левой рукой, правой нашаривая за голенищем сапога тонкий, как змеиное жало, стилет.

Пан Кшиштоф ударил его по лицу разряженным пистолетом и наподдал коленом, сбросив с себя. В следующее мгновение Огинский уже сидел на Лакассане верхом, прижав лезвие сабли к его горлу.

– Уймись, негодяй! – прохрипел он. – Разве ты не видел, что я сделал?

В это время у него за спиной кто-то закричал:

– Начальник артиллерии убит! Генерал-майор Кутайсов убит!

– Слышите? – хрипло спросил пан Кшиштоф, свободной рукой размазывая по лицу чужую кровь. – Я убил Кутайсова. Вы, кажется, этим недовольны, сударь? Тогда мне придется убить и вас. Ну, что скажете?

– Я доволен, – просипел Лакассань. – Клянусь, я доложу маршалу о вашем героическом поступке. Да пустите же, полно вам!

Пан Кшиштоф заколебался на какое-то время, раздумывая, как ему поступить. С одной стороны, раз и навсегда избавиться от Лакассаня было очень заманчиво; однако, Огинский хорошо понимал, что Мюрат вряд ли примет на веру его сообщение о том, что он собственноручно убил Кутайсова, если оно не будет подтверждено свидетелями. Лишь Лакассань видел, как было дело, и только он один мог помочь пану Кшиштофу вернуться к той жизни, что была ему столь мила и привычна. Правда, рассчитывать на помощь Лакассаня было все равно, что ждать благодарности от ядовитой змеи, и это обстоятельство более всего остального заставляло пана Кшиштофа колебаться. Это колебание оказалось роковым: чей-то приклад с хрустом опустился на его спину, и пан Кшиштоф, задохнувшись от боли, боком упал в кровавое месиво, выпустив из руки саблю. Он несколько раз попытался вздохнуть, широко разевая рот, как выброшенная из воды рыба, но нисколько в этом не преуспел и потерял сознание.