В XVII – начале XVIII в. центром антинорманизма была Германия (ещё одно опровержение стереотипов о «варяжском вопросе»). В 1613 г. в Кёльне был издан «Всеобщий исторический словарь»; его автор Клод Дюре полагал, что варяги тождественны вандалам, а вандалы – вендам. При этом Рюрик происходил из Вандалии. Многие немецкие авторы выводили русскую династию из Мекленбурга, где сохранилась онемеченная династия ободритских князей. Готфрид Вильгельм Лейбниц выводил варягов из Вагрии – само слово «варяг» есть производное от Вагрии; правда, самого Рюрика он считал «благородным датским сеньором». Генеалогический антинорманизм был подвергнут критике мекленбургским историком Г.Ф. Штибером (1717). Он выступил против генеалогических доказательства происхождения Рюрика, указав на произвольность толкования генеалогии древних ободритских князей. Точка зрения Штибера была позднее поддержана немецкими учёными из петербургской Академии наук.

Другим распространённым заблуждением, связанным с «варяжским вопросом», является отождествление русских норманистов с западниками, а позднее – с космополитами, а антинорманистов – со славянофилами и патриотами. Это опасное заблуждение приравнивает научные взгляды к политической лояльности и патриотизму. Стоит заметить, что из первых трёх норманистов петербургской Академии наук лишь Байер был совершенно чужд России и, возможно, недолюбливал русских (он и не пожелал у нас оставаться). Миллер и Шлёцер относились к России и русской истории с величайшим уважением, причём Миллер натурализовался и считал себя русским. Ломоносов действительно был антинорманистом из чувства патриотизма, но Карамзин – не меньший патриот, чем Ломоносов, критиковавший Петра I за излишне западный крен его реформ, – был норманистом.

Никакой связи между отношением к «варяжскому вопросу» и политической позицией не видно у М.П. Погодина и Н.И. Костомарова, устроивших публичный диспут 19 марта 1860 г. Михаил Петрович Погодин был религиозен на великорусско-московский лад. Его политические взгляды соответствовали понятиям «православие, самодержавие и народность». Интерес к славянству и славянской истории сблизили его со славянофилами. Тем не менее Погодин был убеждённым норманистом. Полную противоположность Погодину представлял Николай Иванович Костомаров – сторонник «народоправства», противник русского самодержавия, недолюбливавший имперскую Россию. Костомаров стоял на позициях антинорманизма.

Сказанное относится к учёным и науке, а не к использованию норманизма в политических целях, что нередко имело место за пределами России. Слишком часто легенду о призвании Рюрика использовали как прикрытие для пропаганды о неполноценности русского народа, его неспособности построить своё государство. Не только шведы XVII–XVIII вв., но Гитлер и Розенберг в ХХ в. проповедовали норманизм как оправдание своих агрессивных целей. Поэтому антинорманистские чувства в России можно понять и ни в коем случае их нельзя высокомерно высмеивать, что позволяют себе некоторые современные норманисты. Но решение «варяжского вопроса» должно лежать сугубо в плоскости науки.

Призвание Рюрика как исторический миф. От призвания Рюрика (условно – 862 г.) до первой (Несторовой) редакции ПВЛ (1110–1113 гг.) прошло около 250 лет – период достаточный для того, чтобы события, связанные с приходом Рюрика, приобрели легендарный характер. Перед нами исторический миф. Для сохранения мифов устные традиции имеют свои достоинства: сложившийся миф они передают из поколения в поколение без изменений и новшеств. Точность воспроизведения мифа утрачивается, когда предания попадают в руки летописца. Если сказитель у всех на виду: пересказывая важное предание, он не может менять его содержание – его тут же поправят, то у летописца в монашеской келье свидетелей не было: его мог поправить лишь игумен (если он сам не был игуменом) либо князь (если монастырь считался с князем). Был ещё патриотизм земли: киевский – у киевлянина, новгородский – у новгородца, полоцкий – у полочанина. Летописцы были патриотами и отстаивали интересы своей земли как могли, т. е. в летописании.