Dies zugegeben, wird man berichtigt andererseits zu fragen: wenn die Fürsten Schuldner geblieben sind die Völker schuldenfrei gewesen?
Waren sie immer gerecht und mäßig in ihren Forderungen? Und die aufrührerischen Mitteln… [Zhukovskij 1848, л. 2–2 об.].
На этих словах текст обрывается, однако сохранившийся автограф все же позволяет увидеть в лице Жуковского-автора не только мистически настроенного придворного поэта-романтика, но современника революций, критически воспринимающего причины происходящего. По-немецки он выражает свою рефлексию по поводу революции более смело, размышляет о виновных, разделяя социально-историческую вину в равной степени между народами и их правителями. В последующих немецких очерках сама идея революции обретает имагологическое значение.
Статья Жуковского «Englische und russische Politik» посвящена сопоставлению России, Англии и Германии. Образ революции здесь выступает в качестве индикатора при определении исторического пути государства и основы для нациестроительной идеи. В случае с Англией ориентиром, согласно мысли автора, выступает Английская буржуазная революция 1643–1651 гг., которая представляла собой процесс перехода к конституционной монархии от абсолютной, охвативший все сферы общественно-политической, религиозной и культурной жизни Соединенного Королевства. В своих рассуждениях он опирается на известнейшие труды, созданные Томасом Бабингтом Маколеем (1800–1859) и заложившие основы прочтения национальной истории Англии: «Vor kurzem las ich die Geschichte der englischen Revolution von Macaulay, und es erfüllte mich diese Lektüre mit tiefer Ehrfurcht vor einem Volke16, das eine solche Geschichte, solche Geschichtschreiber und ein so wohlgeordnetes politisches Leben hat» [Zhukovskij 1850а: 1466].
По Жуковскому, своей репутацией и могуществом Англия обязана кроме прочего и революции, которая хотя и предстает как «дикий период потрясений», но все же порождает главные богатства англичан: «чудную историю», «гражданственность», «величественную свободу» («herrliche Geschichte, seine Zivilisation, seine erhabene Freiheit, seine Macht»). «великую степень земного могущества» («oberste Stufe irdischer Größe»). Однако все эти дифирамбы в адрес Англии необходимы лишь для усиления противопоставления великой истории страны и ее бесславного, по мнению автора, поведения в современности. На противоположном полюсе величия и славы стоит нынешний правитель умов лорд и министр Пальмерстон и его политика в охваченной революционными волнениями Европе: «in welchem Lande Europa’s das der Aufruhr heimsuchte, wurden die blutbedeckten Straßenhelden nicht durch englisches Geld belohnt? War es nicht dieser Minister der die Schweiz erst in den Abgrund des Radikalismus stürzte, um dann daraus eine Werkstätte der Entsittlichung und des Aufruhrs zu schaffen, der Europa nicht mehr frei aufatmen lässt? Hat er nicht dem Räuber Kossuth die Hand gereicht und, noch laut gegen angebliche ungerechte Unterdrückung eisernd, allen Menschen- und Völkerrechten zum Hohn, schon seinen gewissenlosen Überfall Griechenlandes bereitet? Das Herz wallt über von Unwille und Entrüstung, von Unwille gegen die große Nation, die einen so schmählichen Missbrauch ihrer Macht duldet» [Ibid.: 1467].
Миссия, которую способна исполнить британская держава, по Жуковскому, заключается в примирении и успокоении революционных процессов. Англия имеет шанс спасти мир и свою репутацию, заменив своего министра, финальное увещевание автора гласит: «England wird die Zensur über seinen Minister üben, und der Welt die Beruhigung gewahren die Moral in seiner Politik gerettet zu haben» [Zhukovskij 1850а: 1468].