– Брак-то зачем, Господи? – с отчаянием спросил Чарльз, – Не скрою, ваше предложение для меня просто неслыханная удача! Словно тонешь, а в самый последний момент тебе бросают веревку! Вы спасаете всех: моих работников, мое предприятие, мою репутацию! Я вам страшно благодарен! Но давайте не путать личные дела и бизнес! Я соглашусь на любые проценты, на любые условия, кроме женитьбы! Вы, бесспорно, очаровательны, мадам, но у меня есть определенные обязательства перед другой женщиной.

– Вот только не надо врать! – склочным тоном заявила русская, – Невесты у вас нет, это я первым делом выяснила! Вы ухаживаете сразу за двумя девицами из высокопоставленных и состоятельных семей, но ни одной еще не сделали предложение! И ни одна из них и пальцем не шевельнет, чтобы вытащить вас из нынешней поганой ситуации! А мне достаточно поставить подпись, и вы спасены!

– Я не вру, мадам! – Чарльз начинал злиться, – Я имел ввиду не невесту, а свою мать! В отличии от отца, она из старинной семьи, и не переживет, если я женюсь на ком попало!

Чарльз испуганно захлопнул рот. Кажется, он наговорил лишнего. Вот сейчас его собеседница оскорбится и чудо закончится, спасительная лазейка исчезнет также стремительно, как и появилась.

Но русская и не думала обижаться. Она лишь рассмеялась:

– Всего-то? Ничего, вы утешите мамочку тем, что наш брак – это ненадолго. Я намерена пробыть вашей женой ровно столько времени, сколько необходимо для оформления двойного гражданства, потом разведемся, и женитесь на ком хотите! Правда, при разводе я буду настаивать на сохранении за мной титула, я узнавала у адвокатов, так можно сделать, – она налила еще кофе: себе и Чарльзу, отхлебнула и с брезгливой гримаской отставила чашку. Кофе оказался остывшим. – Поймите, милорд, я не потребую у вас ни совместного проживания, ни тем паче исполнения супружеского долга.

Почему-то ее слова не вызвали в его душе ликования. Наоборот, он украдкой окинул взглядом ее миниатюрную фигурку. Под пышными кружевами было почти невозможно рассмотреть контуры тела, но талия у нее была тонкая, а руки и ноги маленькими. По крайней мере, женщина, предложившая ему жениться на ней, ничем не оскорбляла его эстетический вкус.

– Я чувствую себя не мужчиной, а проституткой, которую покупают на ночь, – с тяжким вздохом пожаловался Чарльз.

– Вы против равенства полов? – удивилась дама, – К тому же, я вас не покупаю, а беру в аренду и за очень неплохую плату. Мое условие остается в силе. Я подпишу чек, только когда вы подпишете брачный контракт, – она поднялась. – Я оставлю вас, пойду переоденусь. У вас есть возможность решить, стоит ли ваше самолюбие и чванство вашей маменьки собственного разорения и разорения людей, которые вам доверились.

Она вышла, оставив Чарльза наедине с его грустными мыслями. Через двадцать минут он постучал в дверь спальни. Получив разрешение войти, он приоткрыл дверь. Она сидела у туалетного столика, на сей раз уже одетая в строгий деловой костюм. В руках у нее был портфель, по всей комнате валялись бумаги.

– Я даже не знаю, как вас зовут, – робко произнес Чарльз.

– Думаю, Джейн Чедуик звучит неплохо, – улыбаясь, ответила она.

Чарльз, лорд Чедуик, третий граф Ленсборо (для подчиненных – милорд шеф, для друзей, партнеров по теннису и компании бриджистов – Чед, для потенциальных невест и актуальной любовницы – милый Чарльз, для матушки, миссис Чедуик – Чарли, мой дорогой мальчик) был изрядно раздражен и предавался острым сожалениям об упущенных возможностях. Можно было поехать на ипподром, сегодня интересные скачки. Можно было с утра поваляться в постели с газетой и чашкой кофе, потом не торопясь позавтракать, прогуляться, а вечером отправиться в театр с Пат или Дотти. Наконец, можно было вспомнить о сыновнем долге и навестить матушку в поместье. По-разному можно было использовать столь редкую штуку как выходной, но уж во всяком случае не следовало тратить его на сидящего напротив надоедливого человечка. А если учесть, что человечек пришел в его дом, чтобы задавать абсолютно недопустимые, оскорбительные вопросы… Стоит ли удивляться, что у Чарльза руки чесали спустить его с лестницы. Ситуация усугублялась тем, что сие приставучее насекомое было государственным служащим и имело полное право требовать ответов на свои каверзные вопросы.