– Я попросил присесть, а не привстать, – проворчал доктор в сторону очкарика.
После того, как друзья проводили Юльку, они перешли на другую сторону коттеджа и взошли на крыльцо Бутербродова. Хозяин отворил незапертую дверь веранды и молвил с независимым видом:
– Иди, Антоха. Книга лежит в гостиной на ковре. И поверь, я не трушу, а просто…
– Да не парься, всё пучком, – усмехнулся Халюкин и шагнул в сени.
В течение пяти минут врач искурил пять сигарет. Товарищ не появлялся.
– Очкарик, ау! – позвал Бутербродов, осторожненько вступил в дом и заглянул в гостиную.
Прокурор сидел в кресле спиной к доктору и явно пристально что-то разглядывал.
– Антоха, брось суку на пол! – заорал Андрей Васильевич, из всех сил тряся друга за плечи: второй любовник – это уже групповуха, что усложняет покаяние как этически, так и технически.
– Ай, мля!
Очкарик подпрыгнул в кресле. В руках его отсвечивал револьвер двадцать второго калибра, привезенный доктором из Африки. Такие пушки Антон Петрович видел только на киноэкране, и мимо пройти закономерно не смог. Благо, револьвер валялся на столе…
– Где шлюха?! – истошно крикнул врач.
– Полегче, парень, чуть яйца себе не отстрелил от твоей паники… Если бы имелись в виду твои яйца, то паники наверняка бы не было, несмотря на естественность её мотива. Твоя шлюха упакована!
Прокурор похлопал по карману куртки.
В судебном морге было вязко, прохладно и пахло ландышами.
– Ну, вот она.
Судебный медик выкатил тело Агафьи из холодильника, поднял покрывало с лица.
Халюкин деловито достал из кармана маленькие ножницы, передал другу. Тот аккуратно срезал прядь волос с головы покойной.
– Господи, помоги! – молвил твёрдо.
– Аминь! – подтвердил прокурор.
Смерть омоложает, а жизнь старит. Зачастую настолько, что приводит к геронтологическому слабоумию в тридцать лет… судя по прокурору с его штатским дружком.
– Эй, ребята, – позвал судмедэксперт, не в силах додумать, что сказать ещё.
Ребята между тем бодро почесали к выходу. Услышав оклик, прокурор всё же тормознул. Вернулся к холодильнику, по-свойски обнял медика и задушевно выдал:
– Понимаешь, Иваныч…
– Нет, – несколько жалобно произнес судмедэксперт.
– Андрюх, подтверди, – попросил Халюкин.
Проще сказать, что всё нормально, чем объяснять, почему всё так мистически хреново. Но очкарику, наверное, виднее с ментовской колокольни. Бутербродов кивнул в знак согласия, нервно топчась на порожке прозекторской.
– Короче, Иваныч, мой друг Андрюха совершил коммерческую сделку, – доложил Халюкин. – Чуть раньше его пыталась отговорить эта покойница и, по совместительству, ведьма, – он ткнул пальцем в труп. – Андрюха её не послушал и вляпался в дерьмо по самые гланды. Его развели, и не кто-то там, а сам дьявол. Как известно, с адскими силами лучше бизнес не мутить… Дьявол и ведьму замочил, чисто в отместку за помощь Андрюхе.
Мистика вне юридических компетенций и вне патологоанатомических процедур. Доказано опытным путём. Но резать в лицо прокурору, что он внушаемый лох, по-мужски некорректно, хотя и оправдано Законом, которому они оба служат. Судмедэксперт тупо моргал, реагируя на чужую тупость. Клин клином, или дурной пример заразителен – как угодно.
– И вот надо Андрюху выручать, – вещал прокурор. – Поскольку сам себя он выручить не может. Сегодня ночью мы забиваем дьяволу «стрелку», где наверняка всё решим к нашей пользе.
– Отрезанные волосы ведьмы – это важный аргумент при переговорах с сатаной, – дополнил гинеколог, несмело возвращаясь к трупу.