– Да нет, нет… Я же… что ты думаешь? Я всё время тот вечер вспоминаю. Уже сколько раз перебирала – всё, как обычно.

– А утром? Может, она была еще в сознании? Может быть, что-то сказала? – То, как Максим это произносит, наклонившись вперед, сидя на краешке стула, буквально пытаясь разглядеть, что у Тамары в голове, окончательно убеждает меня, что он любит Лизу. По-настоящему. Даже сейчас.

Тамара дергает ртом и бледнеет.

– Нет. Когда я пришла, она уже была… такая. Сидела, играла пузырьком… смотрела на свет. Я, было, решила, что она дурачится… Говорю: «Славно посидели вчера…» А она… открыла рот и вот так: «А-ба-ва-ва-ба-га!»

Тамара съеживается в комок, снова переживая этот момент.

– Пузырьком? – спрашивает Максим.

– Это капли, против аллергии, успокаивающие. Она давно пользовалась. У нас на работе многие пользуются. Я отдала на анализ, ты не думай, – поспешно говорит Тамара. – Вот их как раз отдала, я же не дура.

– И что?

– Ничего. Капли против аллергии.

– Ты дура… – вздыхает Максим. – Рассказала бы сразу, кучу бы времени и нервов сэкономила. Всем.

Небо за окном начинает светлеть, а говорить больше не о чем. Мы уходим. Уже в прихожей Максим останавливается и берет в руки куклу, стоящую на подзеркальнике. Это Снегурочка в голубой шубке с белой меховой опушкой. У ее ног стоит елочка, на коленях сидит маленький дед-мороз. Кукла не фабричная, явно сшита руками. Глаза у снегурочки расставлены слишком широко, отчего у ее лица глупо-удивленное выражение. Когда Максим берет ее в руки, по прихожей начинают плыть волны запахов: еловые ветки и мандарины.

– Маша делала? – спрашивает Максим.

Тамара бледнеет, как будто боится заодно и таинственной Маши.

– Да, Лиза привезла в тот раз. Сказала: до Нового года еще далеко, если не забудешь – поставишь. Сказала: в горшке бактерии, ну… ген-симсы, которые запах вырабатывают. Нужно только водой полить. Я вот… не забыла.

– Получается, она к Маше заезжала до того, как к тебе ехать? Я этой куклы дома не видел.

– И что? Как будто она у нее редко бывала!

– А то, что Маша мне об этом не говорила.

– Так это же Маша!

– Не до такой же степени она Маша!

Я чувствую себя третьей лишней.

Еще в прихожей я слышу, как Катя спрашивает с кухни:

– Ты когда вчера вернулась, Душка?

На кухне играет музыка, одна из моих любимых песен, до меня долетает запах моих фирменных кексов с курагой и яблоками, и я едва успеваю удивиться, как тут же мой голос отвечает:

– Я вчера вернулась сегодня. Около шести.

– Даже так? – переспрашивает Катя с явным одобрением.

– Ну да. Вчера на работе был корпоратив, отмечали нового сотрудника, потом мы с виновником торжества посидели в баре, потом я его принимала в невропатологи до утра. С испытаниями!

– Аллилуйя! – радуется Катя.

Я открываю дверь. За столом у окна в раскладном полосатом шезлонге сижу я: в моем любимом махровом халате со звездами, изрядно помятая и растрепанная. Напротив меня Катя в сиреневом сари: в театре собираются ставить какую-то индийскую драму, и она вживается в образ.

Увидев мое «второе пришествие», Катя издает странный горловой звук, как будто дует в кувшин. Вторая «я» хихикает.

Я поспешно говорю:

– Лика, мерзавка, зачем людей пугаешь? Почему не предупредила, что приедешь? Катя, это моя сестра, и она немного чокнутая, ты извини.

Катя с шумом выпускает воздух и произносит ломающимся голосом:

– Сама ты чокнутая! Почему ничего не рассказывала?

– К слову не пришлось.

– У тебя сестра-близнец, а тебе это к слову не пришлось!