Оглянулся, посмотрел на другой берег, на медленно копошащихся, достающих полотенца, продукты и воду девчонок. Леша плавал и нырял у берега, Алина кидала в него маленькие камушки и звонко, заразительно смеялась. Он звал ее купаться, она снова смеялась и показывала на кустики. Ксюха, стараясь перехватить инициативу, кричала, что сейчас приплывет к нему и спасет от злой Алинки. А Анька ничего не говорила. Она просто, незаметно отворачиваясь, резко отпивала из горла вискарь, принесенный Лешей в последний момент. Наконец девочки решили идти переодеваться и достали полотенца. Саша помахал им рукой с того берега и с криком «У-у-х!» бросился в воду. Назад было плыть значительно легче. Мышцы уже приноровились к гребле, и Саша делал это как-то автоматически, уже ни о чем не думая. Раз, два. Раз, два. Проплыв уже больше половины пути, услышал оглушительный гудок и метрах в двухстах слева от себя увидел идущий прямо на него белый гудящий теплоход. Громадина неотвратимо надвигалась, приближалась с бешеной, как ему казалось, скоростью. Слышались гудение и музыка, музыка и гудение… Саша греб как сумасшедший, напрягая все свои последние, предпоследние и самые что ни на есть предпредпоследние силы. Берег хоть и медленно, но приближался. Когда теплоход уже оказался у Саши за спиной, он сквозь музыку и гудение услышал разразившийся смех и крики:
– Смотри! Телки! Голые! Эй вы, плывите к нам. Жопы прикройте! Эй, жопу покажи!
Уставший Саша, перестав грести и с силой приподняв голову, посмотрел на берег. На середине обрыва, зайдя за кустики, чтобы было не видно Леше и Алине, но чтобы, видимо, хорошо видел Саша и отдыхающие на теплоходе, стояли переодевающиеся, точнее, снявшие с себя абсолютно все Ксюша с Аней. Они стояли, держась друг за дружку и о чем-то увлеченно пьяно болтая. Услышав теплоходный гудок, они мгновенно инстинктивно, по-страусиному, отгородились от подступающей неизвестной опасности единственным полотенцем, бывшим у них в руках, автоматически прикрыв самое ценное и дорогое – свои головушки. То есть поступили по той простой и справедливой логике, что если ты не видишь, то не должны видеть и тебя… Полотенце было большое, поэтому его хватило и на четыре груди, и даже на части двух чуть-чуть выпуклых пушистых животиков… Остальное же слабо озарялось и играло на заходящем, светящем откуда-то снизу солнце. Если бы взгляды могли прожигать дырки, то нижние, самые элегантные и неприступные части этих очаровательных созданий давно бы уже сгорели, превратившись в отвратительные головешки под жгучими, полными страсти взглядами отдыхающей на теплоходе ожившей членонесущей мужской массы… В общем, «На теплоходе музыка играла» и «Куда уехал цирк» в одном флаконе.
Но теплоход ушел, волны разошлись и успокоились. Девочки, бросив полотенце, наконец-то, ступая на пальчиках, добрели до речки. Алина, зайдя за те же кусты и посмотрев по сторонам, махнула то ли Саше, то ли Леше рукой и, скинув с себя дорогое белье, двумя прыжками оказалась в черной, покрывшейся дрожащими бликами вечерней воде.
Началось то, ради чего все приехали, – купание.
Домой в коттедж вернулись уже в темноте посвежевшими, бодрыми и, как собаки, голодными. Были встречены старым, пытающимся ткнуться мордой кому-нибудь в живот или в пах и разводящим липкие слюни по всему, к чему бы ни прикасался, седым псом Джеком, давно уже не лающим и по-своему радующимся встрече. Разогрели оставшийся шашлык. Немного выпили. Посмеялись. Леша предложил идти в баню, которую он быстро сейчас нагреет. У него уже приготовлены березовые веники. Аня сказала, что она «за». И тут же, сидя, уснула. Алексей пошел топить. Остальные – кто стал убирать со стола, кто повел укладывать Аню. Впрочем, Аня тут же вернулась и заявила, что хочет «дышать банным березовым духом». Саша, удостоверившись, что у всех есть комнаты, отправился звонить жене. Он, как всегда, занял небольшую комнатку на первом этаже между бильярдной и старой сауной. Набрал номер, услышал родной голос жены, обволакивающий сердце аж из далекой Турции, куда она с детьми уехала пару дней назад: