Тохтамышу было тридцать два года. Он был довольно высок ростом, широкоплеч и мускулист, как борец или молотобоец. Благодаря дремучим черным бровям, нависавшим над узкими глазами, взгляд Тохтамыша казался недружелюбным и подозрительным. Красиво очерченный волевой рот Тохтамыша был обрамлен тонкими усами и маленькой бородкой. Его иссиня-черные длинные волосы, похожие на лошадиную гриву, ниспадали ему на плечи. Эта грубо подстриженная шевелюра топорщилась щеткой над высоким лбом Тохтамыша, а на висках она была заплетена в тонкие косички, по обычаю кочевников.

Тохтамыш был одет в кипчакский кафтан темно-желтого цвета с красными узорами на плечах, под цвет кафтана были и сапоги из мягкой выделанной бычьей кожи с загнутыми носками. Кожаный пояс на Тохтамыше был украшен серебряными бляшками. На поясе висел изогнутый туркменский кинжал с витой рукоятью и в позолоченных ножнах.

Свита Тохтамыша также была одета в кипчакские одежды, удобные для верховой езды. Лишь дворецкий Тарбей был одет в длинный шелковый халат с широкими рукавами. Тарбей был родом из Сарая. Он перешел на сторону Тохтамыша вместе с теми сарайскими вельможами, кому давно была в тягость деспотическая власть Мамая. Тохтамыш приблизил Тарбея к себе и даже оставил его в прежней должности смотрителя ханского дворца.

Выспросив у троих знатных перебежчиков все, что ему было нужно и важно, Тохтамыш повелел Тарбею разместить их во дворце. Поняв, что на этом их беседа с новым властелином Сарая закончена, Чалмай, Сатай и Огул-бек низко поклонились Тохтамышу. Затем все трое покинули тронный зал, следуя за толстяком Тарбеем, который жестом поманил их за собой.

Комната, куда Тарбей привел Чалмая и его спутников, была просторна и чисто прибрана. Здесь стояли две деревянные кровати, стол, сундук и две скамьи. На полу были расстелены темно-красные хорасанские ковры, стены побелены известью. Из двух небольших окон, расположенных под самым потолком, струился бледный свет догорающего осеннего дня.

– Я распоряжусь, чтобы сюда принесли еще одну кровать, – сказал Тарбей перед тем, как удалиться.

– Пусть твои слуги захватят и светильники, скоро совсем стемнеет, – бросил Чалмай дворецкому, уже шагнувшему к двери.

Взявшись за дверную ручку, Тарбей обернулся и сделал молчаливый кивок головой, взглянув на Чалмая.

– Не очень-то разговорчив с нами этот жирный суслик! – недовольно обронил Сатай, переглянувшись с Огул-беком и кивнув на резную кипарисовую дверь с закругленным верхом, за которой скрылся Тарбей. – Не нравится мне это! Может, Тарбей-прощелыга знает то, чего мы не знаем. Может, ему ведомо, что наша песенка спета. Не зря же у нас отняли оружие при входе во дворец.

Встревоженный взгляд Сатая метнулся к Чалмаю.

– Тохтамыш не станет убивать нас, – проговорил тот, скинув с себя теплый верхний чапан и сняв шапку с головы. – Тохтамыш неглуп и понимает, что живые мы ему полезнее, чем мертвые. Спесивый Тарбей просто пытается показать нам, что ныне мы ему не ровня. В прошлом Тарбей кланялся нам, теперь он хочет, чтобы мы ему кланялись. – Чалмай криво усмехнулся. – А может, Тарбей в душе злится на меня за то, что я отказался выдать свою дочь за его сына.

– Скорее всего, причина в этом, – заметил Огул-бек, усевшись на скамью и снимая сапоги. – Отец и дед Тарбея были безродными кочевниками. Тарбей возвысился, благодаря милости Мамая, который тоже не может похвастаться знатными предками. Тарбей давно подыскивает своему сыночку знатную невесту…

– Так ведь вроде Мамай собирался помочь Тарбею в этом деле, – промолвил Сатай, присев на другую скамью.