Всеми делами, связанными с государственной изменой, занимался думный боярин Семен Ртищев, человек особо приближенный к великому московскому князю Ивану Васильевичу. У Семена Ртищева повсюду были глаза и уши, а его дознаватели применяли такие изощренные пытки, что могли заставить говорить кого угодно. Московская знать сторонилась Семена Ртищева, за глаза называя его кровавым княжеским палачом. К тому же боярский род Ртищевых имел не московские корни, а издавна жил в Твери. Предки Семена Ртищева перебрались из Твери в Москву при князе Василии Дмитриевиче, сыне Дмитрия Донского.

Иван Васильевич приблизил к себе Семена Ртищева именно потому, что тот был изгоем среди московских бояр. Не связанный ни родством, ни дружбой с имовитыми московскими вельможами, Семен Ртищев никому не делал уступок и поблажек, если дело касалось измены великому князю. Так было и в случае с боярином Федотом Щербатым, уличенным в том, что он тайно сносился с литовцами, имевшими намерение отравить московского князя руками его же приближенных.

Когда служилые люди Семена Ртищева попытались схватить Федота Щербатого, тот оказал яростное сопротивление и был убит. Сыновья боярина Щербатого успели бежать из Москвы в принадлежащую литовцам Вязьму.

Это случилось в ту же пору, когда младшие братья великого князя разругались с ним, уйдя со своими дружинниками и челядью в Великие Луки.

Иван Васильевич в этой связи имел подозрения, что заговорщики бояре Щербатые действовали в Москве скорее по наущению его мятежных братьев, нежели литовцев. Подкрепить эти подозрения было нечем, так как главный заговорщик был убит, а его сыновья бежали в литовские владения.

– Ищи, боярин, разнюхивай, с кем из моего окружения успел сговориться старик Щербатый, кто еще из ближников моих нож на меня точит! – молвил великий князь Семену Ртищеву, встретившись с ним как обычно после утренней молитвы. – Неспроста сыновья Щербатовские так ловко от погони ускользнули. Не иначе, кто-то вовремя предупредил их об опасности. Этот кто-то где-то подле моего трона затаился, как змей подколодный!

– Не сомневайся, государь, – сказал Семен Ртищев, – всех дворовых людишек бояр Щербатых плетью и дыбой испытаю, но верный след отыщу. Всех сообщников Федота Щербатого на чистую воду выведу! Не скрыться злодеям от меня!

– Не скрыться, говоришь, – проворчал великий князь, глянув на боярина Ртищева из-под нахмуренных бровей. – Прежней-то хватки у тебя уже нету, боярин. Татарин Кутеп, главный зачинщик резни, устроенной прямо на торговой площади, тоже сумел сбежать от слуг твоих. Купцы говорят, Кутеп в Орду подался. Знает, собака, что моя рука там его не достанет.

Боярин Ртищев виновато опустил глаза, слов для оправданий у него не было. Что и говорить, прозевал он Кутепа, который натравил крещеных татар на татар-бохмитов, использовав эту кровавую потасовку для сведения счетов со своими недругами из числа знатных татар, поступивших на службу к московскому князю.

Иван Васильевич был долговяз и немного сутул, в минуты гнева он имел привычку размахивать своими длинными сильными руками. Голос у великого князя был грозный, а взгляд пронзительный. В его темных волосах и бороде серебряными нитями поблескивала седина. В эту зиму Ивану Васильевичу исполнилось сорок лет.

Великий князь был одет в длинную горничную рубаху из светло-зеленого шелка, подпоясанную нешироким поясом. Голова его была покрыта небольшой круглой шапочкой, расшитой замысловатыми узорами. На ногах были легкие кожаные башмаки без каблуков.