– Навряд ли он добром кончит свое княжение, – заметил Никита.

– Ну а что ему брянцы могут сделать? – спросила Елена. – Нешто не в его руках сила?

– В его руках дружина, Аленушка, – ответил Василий, – да и то до времени. Народ же сильнее всякой дружины. Княжескую власть он чтит и иной себе не мыслит, ибо знает, что в государстве как в семье: коли нет единого хозяина, то и порядка нет. Недаром говорится, что без князя народ сирота. Но ежели князь первым против порядка прет, тут уж не обессудь: народ долго терпит, но, как лопнет у него терпение, он и не таким, как Глеб Святославич, от себя путь указывает! Киевляне, к примеру, своею волей не одного великого князя согнали. Вспомни хотя бы предка нашего, Игоря Ольговича. Бывало такое не однажды и в иных княжествах.

– Но ведь он добром стола своего не схочет покинуть! Поди, учнет воевать против своего народа?

– Вестимо, учнет, коли жив останется, – вставил Никита. – Да еще и татарву наведет на свою землю. У брянских князей тропка в Орду хорошо проторена.

– Покуда он из Брянска не выйдет и при нем дружина останется, скинуть его впрямь нелегко, – сказал Василий. – Потому и не идет на нас. Он теперь как на привязи у своего стола.

Трапеза между тем продолжалась своим чередом. Когда сидящие за столом отведали закусок и крепких водочных настоек, которые отроки наливали им в небольшие серебряные чарки, двое слуг в белых до колен рубахах, синих шароварах и мягких кожаных ноговицах внесли в трапезную серебряную мису со щами и пирог с мясом. За этим последовали лапша с курицей, жареный поросенок и блюдо из дичи. К жаркому были поданы вина: красное грузинское и угорское. Наконец принесли заедки[26]: свежие фрукты, варенные в меду ломти дыни и орехи, а к ним сладкое греческое вино.

Елена Пантелеймоновна ела и пила очень мало, зато Василий и Никита отдали должное и яствам, и питиям.

– Доколе же, Господи, земля наша будет кровью исходить? – с тоской промолвила Елена, продолжая начатый разговор. – Ведь не столько от татар нынче Русь страдает, сколь от усобиц княжеских.

– То истина, сестра. Еще и хуже будет, коли станет и далее дробиться Русь наша на уделы. Ей нужны не десятки князей, а один. Собирать надобно землю нашу, а не дробить! Вон московский-то князь, Иван Данилыч, кажись, правильно взялся: всеми правдами и кривдами, и мечом, и мошной, и ярлыками ханскими, мнет под себя соседних князей, одного за другим! И сегодня он на Руси уже большая сила, а погляди, с чего начал: Москва-то не столь давно была не важнее нашего Карачева.

– Сколько крови-то пролить надобно, чтобы всю Русскую землю воедино собрать!

– По крайности не зазря та кровь будет пролита, княгинюшка, – заметил Никита. – А досе льется она за то, что каждый для себя хочет урвать кусок от тела матери нашей, Русской земли!

– На куски ее давно порвали, – сказал Василий, – а ныне уже те куски на кусочки дерут. Рюриковичей-то все больше нарождается, и каждый хочет хоть на одной волости государем сидеть. Вот взять хотя бы и наше княжество: дед наш, Мстислав Михайлович, над всей Карачевской землей единым государем был. Родитель наш тоже таковым почитается, да уже не то: в Козельске сидит дядя Тит Мстиславич, а в Звенигороде Андрей. Правда, крест они старшему брату целовали, но думка у них одна: как бы и себе стать вольными государями на своих уделах! Покуда князь, батюшка наш, жив, они еще терпят: под его рукою быть им не столь уж обидно. А коли, не дай Бог, помрет родитель и на большое княжение я сяду, – думаешь, так гладко все и обойдется?