Развитие этого своеобразного сюжета скандинавской мифологии привело к представлению о том, что мертвые воины периодически совершают набеги на земной мир. Следуя за своим предводителем – Вотаном, в темные зимние шквалистые ночи они скачут на конях, окруженные сворами алчущих псов. Они выискивают на земле и уносят с собой те души, которые зажились в этом земном мире. Дикая охота этих воинов-призраков заставляет скулить дворовых собак. Особую опасность они представляют для тех, кто оказался в ночь перед Рождеством на перекрестке дорог. Дикий охотник Один-Вотан проносится по небу во главе отряда призраков и увеличивает сонм мертвецов. Позднее с дикой охотой стали ассоциировать нашествие гуннов в Европу в первые века н. э. Предводитель кочевников-монголоидов, не знавший пощады Аттила, стал ассоциироваться с Одином-Вотаном. Сея смерть и разрушение, во главе 500 000 войска он огнем и мечом опустошил многие европейские страны. В пятом веке во время решающего сражения гунны были разбиты объединенной мощью войск народов Европы в Каталаунской битве. Нельзя исключать, что образ дикого охотника восходит еще ко временам скифов-сарматов, которые своими опустошительными набегами досаждали народам Европы в конце 1 тысячелетия до н. э. Впоследствии дикий охотник приобрел черты Карла Великого, Фрэнсиса Дрейка и даже Наполеона. В этих легендах, которые соединились с реальностью, находит свое завершение идея о том, что «тот мир» является антагонистическим продолжением этого мира.

Мир живых противопоставлялся миру мертвых. И это выражалось во всем. Так, наши далекие пращуры считали, что когда на земле светит солнце и блистает день, то в мире мертвых царит глубокая ночь, и наоборот. Когда на земле лето, то в ином мире – зима. Дело доходило до удивительных метаморфоз: считалось, что мертвые ходят вверх ногами, в противоположность живым. Одежду они носят наизнанку, а ежедневная пища их является ядом для живых.

Согласно сибирским мифам, живые, попав в мир мертвых, делаются невидимыми для его обитателей; и, напротив, духи умерших, спустившиеся в мир живых, становятся невидимыми для людей. Иногда люди предпринимают попытки попасть раньше срока в мир мертвых, например, с целью вызволения оттуда родного человечка. Но, как правило, эти попытки оканчиваются неудачей. Живым не дано нарушить раз и навсегда заведенный порядок и попрать смерть. В древних индоевропейских мифах встречается и иной сюжет. Главный герой погибает, но при помощи колдовских чар и при содействии богов чудесным образом воскресает из мертвых. Однако в этих сюжетах, вероятно, обыгрывается тема реинкарнации – перевоплощения души.

В некоторых легендах, например, в греческой мифологии, пребывание души в ином мире приобретало характер какого-то аморфного существования. В ином мире тускло светит солнце, там нет нужды и горя, но нет и радости и веселья, нет времени и нет пространства. Бесчувственные тени лишь существуют во мраке аида. Они лишены самости и желаний. В противоположность этому скорбному миру существует рай. Там души веселы и пьяны, они проводят время в танцах и обильных возлияниях. Полноводные реки в раю полны рыбы, райские кущи – всяческой живности. Там беспрестанно поют птицы, цветут цветы и ярко светит солнце. Там нет забот и нет печалей. Понятное дело, что в такой рай могла попасть не всякая душа. Социальное неравенство на земле закреплялась и на Небесах. Так в целом посмертная доля родоплеменной жреческой и военной аристократии представлялась более счастливой, нежели у простых общинников. Имущественное и социальное положение человека порой просто механически переносилось и на тот свет. В этом аспекте отсутствовал какой-либо антагонизм. Так, вслед за умершим месопотамским царем добровольно следовали его приближенные и весь двор. Понятное дело, что прислуга и приближенные стремились вовремя занять вакантные места у трона правителя и на том свете. Жрецы отправлялись в солнечную страну, а рабы следовали в мрачную преисподнюю, где их пожирала хозяйка царства мертвых. Исходя из этого можно предполагать, что рабы стремились задержаться на этом свете до последнего, цепляясь за жизнь, как бы она тяжела ни была. А цари, и привилегированные сановники легко расставались с этим миром, так как полагали, что в том будет гораздо лучше.