А тут ещё эти скифы! Если бы не шторм, разметавший их суда, ставшие на якоря, по незнанию, в самом начале бухты, то быть большой беде, ведь они сколь дики, столь же отчаянны и жестоки в схватке, эти непонятные, далёкие и необъяснимые россы.

Патриарх взял стоявший на небольшом столике из чёрного дерева колокольчик и несколько раз встряхнул его, нарушив тишину серебряным перезвоном.

– Что там с этими варварами, Кондратий? – осведомился Фотий у вошедшего на зов асикрита.

– Согласно твоей договорённости с императором и кесарем, их сейчас просто стерегут и пыткам пока не подвергали.

– Хорошо, а что известно об их главаре, кто он и откуда?

– Он архистратигос князя россов Дироса.

– Того самого эллина, который умудрился стать архонтом у этих варваров? – задумчиво вопросил больше сам у себя Фотий. И продолжил. – Что же удалось трапезитам выяснить об этом архистратигосе?

– Россы утверждают, что он послан в Киев Новгородским архонтом Ререхом не то для защиты Киева от хазар, не то для подготовки прихода туда самого Ререха. Сам он и большинство его людей – веринги с Варяжского моря, а это ещё те головорезы!

– Я приказал этого стратигоса варваров хорошенько отмыть в термах, с массажем, втиранием благовоний и прочее, – молвил после некоторого раздумья патриарх. – Потом пристойно одеть, дать отведать доброго вина и вкусной еды, обязательно на дорогой посуде.

– Всё так и сделано, Святейший, – склонился в поклоне асикрит.

– Прикажи сопроводить его ко мне, сюда, – повелел Фотий.

– Провести, конечно, через залы святой Софии? – осведомился, снова склоняя голову, молодой сообразительный асикрит.

– Непременно, варвар должен быть поражён великолепием Дома Божьего!

Отдав приказание, патриарх снова заходил по комнате. Неужели всего полтора года он в патриаршем кресле? Пожалуй, постарел за это время не менее чем на десять. Эти дрязги и склоки, этот твердолобый скандальный монах Игнатий своей непримиримостью расколол Ромейскую империю надвое. Как духовенство, так и простые миряне разделились на сторонников и противников нового патриарха. Одни на его стороне, другие на стороне Игнатия. А молодой император, не отличающийся благочестием, которого большинство за глаза называют Пьяницей, по этому поводу со смехом изрёк, что у каждого теперь свой патриарх. «Мой патриарх – это Феофил, у кесаря – Фотий, а у народа патриарх Игнатий». Скоморох Феофил, более известный по прозвищу Грилл, в самом деле, не раз обряжался в одежды, подобные патриаршим, и творил вкупе с прочими паяцами из потешного окружения императора всяческие непристойности, получая за это от своего покровителя хорошую плату. Так или иначе, но сейчас именно ему, Фотию, решать, как поступить с пленёнными россами. Кесарь Варда согласился с его предложением попробовать заключить с этими северными варварами, пользуясь их нынешним незавидным положением, выгодный для империи договор. Кесарь по натуре стратег, и потому один из немногих в столице понимает, что мудрая политика может принести больше пользы, нежели самая кровавая и победная резня.

«Бог послал нам редкую удачу тем, что внезапно налетевшая буря разметала корабли скифов, – проговорил негромко сам себе патриарх. – И мы будем плохими христианами, если не используем этот бесценный дар… Хроники синкела Феодора рассказывают, как более двухсот лет тому скифы-россы уже нападали на Константинополь вместе с аварами и персами. Казалось, огромная и дикая силища варваров сметёт град. Но всемилостивейшая Богородица устроила так, что греки сумели уничтожить моноксилы россов, которые аварский каган отправил для перевозки персов с другого берега. Не получив помощи, авары ушли. Град Константина вздохнул свободно, а Святая Церковь в честь избавления от варваров составила акафист «Взбранной Воеводе победительная». Теперь сей акафист звучит под сводами храмов с новой силой, ибо Пресвятая Богородица опять защитила нас от диких скифов. И сейчас я буду говорить с их поверженным предводителем»…