– А теперь скажи мне, дорогая тётушка, не хочешь ли ты кое-что объяснить?
– Хочу, – кивнула она, глядя так же в упор. – Но не здесь. Давай вернёмся в машину.
Ещё минут пять мы потратили, чтобы выразить наше восхищение подбежавшему проводить нас хозяину, черноволосому толстяку в белоснежном колпаке и фартуке, говорящему с таким акцентом, что сразу стало понятно: итальянец. Не знаю уж, каким ветром занесло синьора из римского пригорода в придорожное кафе на Ленинградском шоссе, но лично я поклялась себе самой, что непременно тут остановлюсь на обратном пути.
– Тебя, надо полагать, интересует, зачем я попёрлась в славный город Торжок, где совершенно точно не может быть следов этрусской цивилизации?
– Конечно, – не стала я спорить. – А ещё – что ты имела в виду, говоря о «дымовой завесе»?
– Это довольно долгий разговор…
– Я никуда не спешу.
– Ты не спешишь, понимаю. Но о встрече с господином Кузнецовым ты договаривалась при мне, и было названо время – в районе пятнадцати часов. Так?
Пришлось согласиться.
– Так.
– Ты заложила час на непредвиденные обстоятельства, но пробка сожрала этот час с лишком, да и тут мы потратили время. В Тордок мы приедем после четырёх. Неловко получится. Даже если ты не предполагаешь с этим человеком сотрудничать долго, сейчас вы на одной стороне.
– Пока он не доказал обратного, – ответила я мрачно.
– Но ведь пока не доказал? Ну вот. Поэтому предлагаю действовать так: мы едем в нужную нам сторону, осталось примерно час с небольшим. И пока едем, я рассказываю тебе эту историю в общих чертах. А вечером сядем в моём или твоём номере, и ты задашь вопросы, которые, возможно у тебя появятся.
– Они появятся, даже не сомневайся, – пообещала я, выруливая на шоссе. – Слушаю.
Но начала тётушка с вопроса:
– Что ты знаешь о своём отце?
Я хмыкнула.
– Чуть больше, чем ничего.
– И его родителей, твоих бабушку и дедушку, ты никогда не видела?
– Если я правильно помню, они умерли ещё до моего рождения.
– Они умерли, когда тебе не было и года. Твой отец был поздним ребёнком, как, кстати, и ты у него. Ты родилась, когда Вениамину было сорок, а он появился на свет, когда его отцу, Викентию Львовичу, было под пятьдесят. И детство, первые шесть лет жизни, он провёл здесь, в Торжке.
– Что он здесь делал? – вырвался у меня глупый вопрос. – То есть, понятно, жил с родителями, но как они тут оказались? Я не знаю деталей, но вроде бы оба преподавали в университете? Только не знаю, что.
– Историю, Алёнушка. Историю. И имели о многих событиях своё мнение, сильно расходящееся с общепринятым. Именно из-за этого в конце сорок девятого года они бросили всё и исчезли из Москвы.
– Ну-у…
– Что?
– Это странно. Бросили карьеру, работу, связи, квартиру, друзей – почему? Им что-то угрожало?
– Квартиры у них не было. Они жили в корпусе для университетских преподавателей там же, рядом с главным зданием, и даже мебель была казённая такая, знаешь, с номерками. Елена Вениаминовна, твоя бабушка, мне рассказывала, я ведь у неё училась. Собственно, я твоих родителей и познакомила.
– Я не знала… Чёрт, да я вообще ничего не знала о семье отца! Почему-то он не хотел отвечать на вопросы, всегда уводил разговор в сторону. Но ведь не могло быть, чтобы папа боялся чего-то?
Ядвига Феликсовна вздохнула.
– Всякое могло быть. Мы уже въезжаем в Торжок, поэтому пока только скажу, что твой отец боялся за тебя.
– Чего именно?
– Что в тебе проснутся бабушкины способности, – тут она усмехнулась. – Зря боялся. Они всё равно проснулись.
Мы и в самом деле повернули по указателю и остановились на парковке возле гостиницы «Староямская». Тётушка неспешным шагом отправилась к портье получать ключи, а я доставала из багажника наши сумки, бурча себе под нос: