оковка туман с визгом отпрянул, свернулся.

– Ох, и славно чешут ребятушки, точно мухи на повидло летят, – прогулялся по печной трубе голос Стейси Ван-Свитта.

– Квадрат восемь! – вдруг крикнул с дерева Тверк, наметив первую жертву.

Громкий визг окончательно убил тишину, и за дверью взяла разгон драка, с воем нечисти, с лязгом мечей, с протяжным присвистом стрел древоида.

– Квадрат десять! Уходи, Берсерк!

Истерро догадался, что мракоборцы заранее разметили двор перед кузней. Знали, что туман наползёт на глаза, закрывая их плотнее холщовой повязки. Тверк сидел выше, он угадывал тени, а как бились прочие воины? Как там Викард? Эрей? И кто, кто на них напал? Как понять в мутной, душащей влаге, где нежить, а где дружинник?

– Братко, спина к спине!

– Квадрат девятнадцать, в сторону!

– Вран, ты здесь зачем? Где Даритель?

– Скрылся в тумане щенок, – голос Альбина Врана был спокоен и сух. – Я ему нянькой не подряжался!

Бой с новой силой зазвенел на крыше, над самой головой Белого Бабника. Стейси кхекал и причитал, кто-то визжал на одной ноте, так, что у Истерро заложило уши.

– Кто там? – не выдержав, крикнул Даждьбор.

– Омутницы, – успел отозваться Ван-Свитт. – Поналезли со всей реки. Кто-то ж вызвал ораву, не поленился, не иначе, до Пак-Йолли дошёл!

– Ишь ты, – удивился сын кузнеца.

И тут, точно почуяв кровь и расчистив тропку за обережный круг, которым по привычке очертился Даждьбор, из песка полезли аспидные черви.

– А у нас пиявцы! – возрадовался варвар, едва разглядев, кто пожаловал. –Стейси, всё на трубе кукуешь?

– Ничего, – отбрехался Ван-Свитт, скрежеща по кровле мечом, – мне и тут работы хватает. Серебришком пиявцев, а то подрастут да высосут силушку у глупого вика!

– Сам ты глупый, раз в битве шуткуешь, – пожал плечами Даждьбор и принялся топтать чёрных пиявцев окованными серебром сапожищами.

Червей было много, Истерро видел, что не успевает могучий мразь. Глянцевые от слизи тельца извивались, присасывались к туману и прорастали из пола, открывая хищные пасти. Инь-чианин отсекал мечом не то головы, не то украшенные зубами хвосты, словно косил косой урожай, буднично так, сплеча.

– Не съели тебя? – крикнул Стейси Ван-Свитт. – Или косточки пора собирать? На варваре много мясссца, ой, много!

– Ван-Свитт, прекрати, а то зачарую! – зашипел на мразя монах. – Что за дурная манера?

– Не так-то просто мне морок кинуть, даже Гласу самого Рудознатца. Не все же в мире наивные дурни, понимать надо, Пресветлый брат. Поднапряги лучше Силу светлую, может, учуешь, где Даритель сгинул?

Истерро попробовал – и не сумел. Позвал снова, ещё раз, ещё. Какой-то отклик донесся издали, будто кто-то просил о помощи, но Даритель ли? Не понять. Всё тонуло в вязком тумане.

Зачем он высунул нос из мазанки? Кто его сдёрнул на поле бойни?

«Любовь, – с тихой скорбью подумал Истерро. – Любовь всегда толкает на подвиги, а неразделённое чувство – к погибели».

– Да чтоб вас, твари! – ругнулся Даждьбор.

Черви всё лезли и лезли, обвивали лодыжки воителя, растекались гнилью под сапогами. Варвар вырвался, вспрыгнул на наковальню, заслонившись от погани честной рудой, прихватил молот мёртвого кузнеца.

– Грех это – трогать чужое орудие, превращая его в оружие! Но не гневайся, мастер, иначе никак. По-другому за всех не отбиться.

Черви полезли с удвоенной силой, стараясь заляпать слизью руду.

В дверь кузни, слегка приоткрыв, вдруг сунулся оголтелый Даритель.

– Живой! – обрадовался Истерро, уже отпевший молодого полковника.

– Настоятель, где вы? Скорее сюда, я вас выведу из ловушки!