Бабушка явно пребывала в замешательстве. Я чувствовала, как внутри порхают сотни бабочек и крылышки их щекочут мне сердце и желудок. Из-за этой нестерпимой щекотки перехватывало дыхание.
– Когда я велела тебе положить деньги в сундук, я думать не думала, что ты увидишь фотографию, – медленно произнесла бабушка. – Но может, то была воля Провидения. Наверное, время пришло…
– Для чего, бабушка?
– Рассказать тебе правду.
Бабушка откинулась на спинку кресла. На лице ее застыло выражение беспредельной усталости, слишком хорошо мне знакомое.
– Ты должна узнать, почему я выгнала твоего деда из дома, почему он живет на болоте, как дикий зверь. Впрочем, звери не поступают так, как поступил он…
Бабушка опустила веки и принялась что-то бормотать себе под нос. Я чуть не плакала от нетерпения:
– Кто же та девочка, если не я? Бабушка, умоляю, скажи, не тяни!
Бабушка Кэтрин смотрела на меня с невыразимой грустью. Красные пятна на ее щеках исчезли, теперь лицо ее было белым как мука.
– Это твоя сестра, – проронила она наконец.
– Сестра! – не поверила я своим ушам.
Бабушка кивнула и закрыла глаза. Она сидела с закрытыми глазами так долго, что я отчаялась дождаться разъяснений.
– А человек, который держит ее за руку… – Бабушка осеклась, но ей не было нужды продолжать.
Слово это молотом стучало у меня в мозгу.
– Это твой отец, – донеслось откуда-то издалека.
6. Еще одна тайна
– Бабушка, значит, ты все это время знала, кто мой отец? Но почему ты мне ничего не сказала? Где он живет? И как получилось, что у меня есть сестра? Зачем понадобилось делать из этого тайну? И как все это связано с дедушкой?
Вопросы, теснившиеся у меня в груди, рвались наружу, и я едва успевала их выговаривать.
Бабушка молчала, закрыв глаза. Я догадывалась, что она собирается с силами. Погружается в глубины своей души и там черпает энергию, позволяющую исцелять больных каджунов и изгонять злых духов.
Сердце мое, переполненное безответными вопросами и недоумением, билось уже где-то в глотке, мешая дышать. Голова шла кругом. В мире воцарилась напряженная тишина. Казалось, все его обитатели – звери, птицы, насекомые, даже ветер – замерли в ожидании. Через несколько мгновений веки бабушки Кэтрин дрогнули. Ее бездонные черные глаза смотрели на меня с состраданием и грустью. С губ ее сорвался едва слышный стон, а потом она заговорила:
– Я знала, что этот день непременно настанет, и боялась этого. Я пыталась скрыть от тебя, до какой низости дошел твой дедушка. Пыталась скрыть, какой трагичной была короткая жизнь твоей матери. Но рано или поздно правда выходит наружу. Прошу об одном, Руби: не кори меня за то, что я держала тебя в неведении так долго. Я думала, что делаю это ради твоего блага. Но признаюсь откровенно, – про должала бабушка Кэтрин, сцепив руки на коленях, – я хранила тайну не только потому, что заботилась о твоем покое, моя девочка. Я молчала из эгоизма. Мне хотелось, чтобы ты оставалась со мной. Ведь ты – живое напоминание о моей бедной дочери, которую я потеряла так рано… – Бабушка смолкла, не сводя с меня глаз. Потом про должала: – Если я совершила грех, надеюсь, Господь простит меня. Ведь я не хотела зла. Мною двигала любовь к тебе, хотя, поступи я иначе, ты жила бы в лучших условиях и не знала бы нужды.
Бабушка откинулась на спинку кресла и испустила вздох, словно готовясь сбросить тяжесть, камнем лежавшую на сердце.
– Бабушка, мне все равно, что ты сделала, все равно, что думала! – заверила я ее. – Что бы ты сейчас ни рассказала, я не буду любить тебя меньше!