– Не кричи на меня, – еле слышно произнесла Гастингс.

– Тогда повинуйся, иначе я сорву с тебя платье и возьму прямо на этом гобелене.

– Ты не можешь, не можешь, – твердила она, не поднимая глаз, и Северн до боли сжал ей локти.

– Я могу делать все, что пожелаю. А то, что ты – наследница, не играет никакой роли. Ты станешь такой, какой мне угодно тебя видеть. Хорошо, я не буду рвать платье, меня тошнит от женских жалоб.

Северн прижал ее к висевшему гобелену, вышитому когда-то матерью и изображавшему охоту, за которой наблюдают роскошно одетые дамы. Гастингс уперлась руками ему в грудь.

– Ты не можешь, Северн, не можешь! Лучше бы ты оставил меня или валялся в бреду от лихорадки. Ты бесчувственный, как жаба.

Она смеет возмущаться? А где же милая его сердцу бледность? И что это за глупости по поводу чувств?

– Я не жаба и отлично все чувствую. Ты думаешь, я не почувствовал боли, когда в меня всадили кинжал?

– Я имела в виду другие чувства. Тебе безразлично, что чувствую я, страдаю ли от обиды, страха или гнева.

– Совсем не безразлично… иногда. У мужчины нет времени на такие пустяки. Я всякий раз замечал, как ты бледнела от страха. Мне это понравилось, да. Значит, жена питает должное уважение к мужу и господину.

– Ты и в самом деле животное? – с изумлением спросила Гастингс, хотя подобные рассуждения не были новостью. – Неужели тебе доставляет удовольствие издеваться над теми, кто слабее тебя? Радует мой страх?

Да как она смеет его допрашивать, выставлять безмозглой дикой скотиной? А ведь, если подумать, женщина, которая боится мужчины, способна что-нибудь учинить над ним. Например, добавить в эль травку, от которой узлом завяжутся кишки.

– Временами ты сама напрашиваешься на мой гнев и пугаешься.

– Отпусти меня, Северн. Я ужасно разозлилась.

– Не смей мне приказывать. Сейчас ты пожалеешь о тех гадостях, которые наговорила, – сказал он и взялся за ее юбку.

– У меня начались месячные!

– Не может быть.

– Это правда. – Гастингс замотала головой. – Тебе нельзя быть со мной.

– Милостивый Господь дал мне терпение. Твоя кровь меня не испугает.

– Если ты заставишь, если ты унизишь меня, я никогда тебя не прощу, – прошептала Гастингс.

– Ты уже обещала это прошлой ночью.

– Но сейчас это нечто большее. Такое унижение я не перенесу. Отпусти меня, Северн.

– У тебя спазмы в животе?

– О чем ты?

– Черт возьми, по-твоему, я тупица?

– По-моему, мужчины ничего об этом не знают, а если и знают, то предпочитают не сознаваться. Подобные вещи кажутся им неприятными. Да мужчинам и не надо знать о женских делах. Им это безразлично. У меня нет спазм.

– Ты не покажешься мне неприятной. Идем со мною. Впредь, когда я пожелаю тебя взять, ты должна отдаться мне по доброй воле и так, как я того захочу. – Он вдруг почувствовал, что Трист взлетел наверх и уселся у него на плече, громко вереща. – Черт побери, это уж слишком, – возмутился Северн, но не стал прогонять его и неохотно отпустил жену. – У тебя на руках останутся синяки. Есть от них какое-нибудь зелье? Хорошо. Поэтому ты и сравнила меня с жабой? Потому что я не сразу понял? И мне все равно, если ты измажешь меня кровью? Ты права. С какой стати мужчине об этом беспокоиться. Женщина так устроена и временами теряет кровь. Я уже сказал, что не считаю это неприятным. Если ты беспокоилась из-за этого, то напрасно.

– Беспокоилась… Это же просто ужасно.

– Ты не можешь судить, – бросил Северн, отворачиваясь. – Прошлой ночью ты была еще девственницей, из нас двоих именно ты обладаешь меньшими знаниями.

– Ты хочешь сказать, что имел дело с женщинами во время месячных?