Я только что хотел просить его взять меня с собой; мы с ним очень редко расставались.

Скоро мы были уже в пути. Медленно поднимались мы, то проходя через узкие ущелья, то карабкаясь над глубокими пропастями. Когда мы были за четверть мили от хижины, я приблизился из любопытства к крутому обрыву. Дедушка подбежал, чтобы удержать меня за руку, и оступился о камень, который подкатился ему под ноги. Тотчас же он почувствовал сильную боль в ноге; она, впрочем, через несколько минут стихла, так что он мог идти с помощью палки и опираясь на мое плечо.

Отец был очень удивлен, увидя нас.

Он уже собирался возвращаться домой, и если бы мы потерпели еще только один день, то дождались бы его.

– Батюшка, – сказал он, идя к нам навстречу, – вы, верно, думали, что со мной случилось какое-нибудь несчастие?

– Да, мы пришли узнать, почему ты не идешь домой, ведь все соседи уже вернулись.

– У меня заболели коровы и только теперь выздоровели. Сегодня вечером я хотел послать Пьера с остатками сыра, а завтра собирался идти сам со стадом.

– Ты очень устал, Луи? – спросил меня дедушка. – Я думаю, – прибавил он, обращаясь к отцу, – что было бы лучше отправить мальчика сегодня с Пьером. Ветер переменился, и я боюсь, что ночью будет дурная погода.

– Я бы хотел остаться, – сказал я, обнимая отца, – дедушке необходимо отдохнуть хоть ночь; он ушиб себе ногу по моей неосторожности.

Отец уступил моим просьбам, и было решено остаться до понедельника.

Пока мы так разговаривали, на огне варилась похлебка из кукурузы, на которую я посматривал с нетерпением. С удовольствием поел я горячей похлебки и молочной каши и спокойно лег спать.

Утром я был очень удивлен, увидя, что гора стала совершенно белою. Снег все еще шел, подгоняемый сильным ветром. Сначала мне это очень понравилось, но потом я заметил, что отец и дедушка что-то расстроены, и тоже стал беспокоиться, тем более что нога дедушки сильно разболелась и он совсем не мог ступать на нее.

– Иди, иди скорее, – торопил он отца, – иди, пока снегу не выпало еще больше. Видишь сам, что я не могу идти с вами.

– Но как же я брошу вас здесь, батюшка? – возражал отец.

– Позаботься о сыне и о стаде, потом будешь думать обо мне. Ты можешь прийти за мною с носилками.

– Но я могу донести вас на плечах, – говорил отец.

– Невозможно нести меня и смотреть в то же время за ребенком и за стадом.

Я уверял, что уже достаточно велик, что не нуждаюсь в надзоре и что я помогу отцу проводить стадо. Все наши уговоры были бесполезны, дедушка оставался при своем решении: он боялся стеснить и задержать нас в пути. Так провели мы часть дня, не решаясь идти и отчасти поджидая, что придет помощь из дома. Но никто не шел. Снег усиливался. Отец был в отчаянии; я плакал. Наконец я решился сказать отцу:

– Оставь меня в хижине с дедушкой. Без нас ты придешь скорее домой и потом вернешься за нами с народом. Дедушка все-таки будет не один. Мы будем заботиться друг о друге, а Бог позаботиться о нас обоих.

– Луи прав, – сказал дедушка, – снег и ветер так усиливаются, что для него, пожалуй, опаснее идти, чем оставаться здесь. Иди, Франсуа, возьми с собой мою палку, она крепкая и с железным наконечником, она поможет тебе спускаться, так же как помогала мне подниматься. Выгоняй коров, оставь нам только козу и провизию. Я больше беспокоюсь за тебя, чем за нас.

Отец сидел несколько минут молча, опустивши голову, потом встал, быстро обнял меня и сказал со слезами на глазах:

– Я не хочу упрекать тебя, Луи, но ты сам видишь, к чему повела твоя неосторожность. Теперь уж, конечно, ничего не поделаешь. Если бы мы могли предполагать вчера, что будем в таком затруднении, мы не отпустили бы Пьера, и он мог бы помочь дедушке.