– Ну вот, я везу тебя ко двору, а ты толкуешь о разведении овец, – рассмеялся он.
– Я понимаю, что Хью хотел меня защитить и показать мир, – кивнула Розамунда, – но в душе всегда останусь сельской девчонкой. Судя по тому, что вы мне рассказывали, вряд ли я приобрету влияние при дворе. При встрече с королем я попрошу немедленно отпустить меня домой, а если найду подходящего жениха, непременно попрошу у его величества разрешения на свадьбу.
– Не знаю, когда ты увидишь короля, – вздохнул Оуэн. – По крайней мере не сразу. Рад, что ты поняла: среди сильных мира сего тебе не место.
Интересно, неужели она стала еще красивее с прошлой весны? Проведя несколько месяцев во Фрайарсгейте, он понял ее желание оставаться дома. Мало того, вдруг осознал, что тоже не хочет покидать Фрайарсгейт. Не так-то легко всю жизнь быть у кого-то на службе, пусть даже у самого короля.
– Мне понравится при дворе? – неожиданно спросила Розамунда. Оуэн посмотрел на нее так пристально, что ей отчего-то стало не по себе. Зеленоватые глаза встретились с янтарными.
– Надеюсь, Розамунда. Не хотелось бы, чтобы ты была несчастлива.
При встрече с Генри Болтоном ему стало ясно желание Хью Кэбота защитить от него Розамунду. Но так ли уж разумно разлучать ее с домом?
Дороги Стаффордшира оказались ужасными: удивительно тем более, что ежедневно по ним проезжало множество путешественников, стремившихся на юг. Снова пошел дождь, и землю размыло. Перебраться через реки тоже было нелегко: переправ не хватало, и им пришлось ждать едва ли не час, чтобы проехать по узкому мостику. Деревянные доски скрипели под тяжело груженными телегами и копытами лошадей. Местность вокруг была лесистая, а редкие луга до сих пор оставались зелеными. Однако пейзажи портили уродливые ямы рудных разработок, где добывались уголь и железо.
Они двигались довольно медленно и были в пути уже свыше двух недель, но сэр Оуэн считал, что это вполне естественно, так как женщины непривычны к седлу.
Уорикшир с его чудесными пастбищами и лугами показался Розамунде прекрасным. Все восемнадцать его торговых городов процветали и были весьма оживленными. Розамунда уже привыкла к городам, но признавалась Мейбл, что предпочла бы жить в сельской местности.
Они пересекли Нортгемптоншир, казавшийся странно изолированным и диким по сравнению с остальными графствами, через которые они проезжали. Стада коров и отары овец паслись на все еще зеленых лугах. Как, впрочем, и в Бекингемшире, на последнем этапе пути из Уэльса в Лондон, где скот откармливали перед продажей.
Они добрались до города Сент-Олбанс в Харфордшире, и, зная, что у Розамунды вскоре будет мало времени для развлечений, Оуэн повел ее и Мейбл посмотреть на гробницу святого в большом аббатстве. Святой Олбанс был первым английским святым и римским солдатом.
Розамунда еще никогда не была в таком огромном соборе. Гигантское каменное строение вздымалось над их головами. Переливающиеся витражи отбрасывали причудливые тени на каменные полы. Ни Розамунда, ни Мейбл никогда не видели цветного стекла.
– Как бы отец Мата дивился на такую красоту! – вздохнула Розамунда. – Когда-нибудь я вставлю цветные стекла в нашей маленькой церкви, хотя, разумеется, не такие красивые и большие.
– Они будут еще прелестнее, если другие строения не будут их загораживать, особенно когда в них будет отражаться чистый свет Камберленда, – спокойно отметил Оуэн. – Похоже, мне будет недоставать твоего Фрайарсгейта.
– Может, вам разрешат проводить меня домой, – с надеждой пробормотала Розамунда. – Хорошо бы вернуться весной!