– Внушил – и я очень этому рада! – запальчиво воскликнула Роза, но потом осадила себя и произнесла с исполненным смирения вздохом: – Ты же знаешь, все женщины хотят, чтобы мужчины, которые им небезразличны, поступали правильно – и волей-неволей их к этому подталкивают.

– Что есть, то есть, нам бы давно впору превратиться в ангелочков, вот только я убежден: если это произойдет, вы, милочки, тотчас же нас разлюбите. Или нет? – с лукавой улыбкой спросил Чарли.

– Может, и нет, но ты уходишь от ответа. Ты поедешь в Индию?

– Нет, не поеду.

Голос прозвучал решительно, воспоследовала неловкая пауза, по ходу которой Роза с излишней старательностью завязывала узелок, а Чарли продолжал рыться в ее ящике – с завидным рвением, но без особого интереса.

– Ух ты, какая древность – эту вещицу я тебе подарил сто лет назад! – внезапно воскликнул он с довольным видом, доставая агатовое сердечко на выцветшей голубой ленточке. – Позволишь забрать обратно каменное сердце и вручить тебе плотяное?[16] – спросил он полусерьезно-полушутя – его явно тронули и безделушка, и связанные с нею воспоминания.

– Нет, не позволю, – отрывисто ответила Роза, которой эта непочтительная и дерзкая просьба пришлась совсем не по душе.

Чарли вроде как смутился; впрочем, в силу природной беззаботности он склонен был мгновенно забывать собственные некрасивые выходки и делать так, что через минуту собеседник уже снова был в ладу и с ним, и с самим собой.

– Ладно, раз уж мы квиты, оставим эту тему и начнем сначала, – произнес он с неподражаемой галантностью, хладнокровно опуская сердечко в карман, после чего хотел уже было задвинуть ящик. Но тут еще что-то бросилось ему в глаза, и с восклицанием: «Что это? Что такое?» – он выхватил оттуда фотографию, которая раньше была наполовину погребена под пачкой писем с иностранными штемпелями.

– Ах! Я и забыла, что она здесь! – торопливо произнесла Роза.

– Что это за мужчина? – требовательно спросил Чарли, хмуро разглядывая располагающее лицо на фотографии.

– Достопочтенный Гилберт Мюррей, мы вместе плавали по Нилу, он стрелял крокодилов и прочую мелкую живность – он заядлый охотник, и я писала тебе про него в письмах, – беспечно откликнулась Роза, хотя ее и смутило, что фотография обнаружилась в такой момент: речь шла об одном из тех случаев, которые подходили под определение дяди Алека «едва пронесло».

– Судя по стопке писем, крокодилы его не съели, – ревниво заметил Чарли.

– Очень на это надеюсь. Его сестра ничего такого не упоминала в своем последнем письме.

– Вот как! Значит, это с ней ты переписываешься? Сестры бывают на редкость злокозненны. – Чарли с сомнением посмотрел на стопку писем.

– В данном случае сестра оказалась весьма кстати, поскольку сообщила мне о женитьбе брата – никто другой этого бы не сделал.

– Ага! Ну, если он женат, мне до него нет дела. А я-то думал, что отыскал причину того, почему тебя так трудно очаровать. Но если тайного воздыхателя у тебя нет, я по-прежнему ничего не понимаю. – И Чарли небрежно бросил фотографию в ящик, явно потеряв к ней всяческий интерес.

– Меня трудно очаровать, потому что я разборчива и пока не встретила никого, кто пришелся бы мне по вкусу.

– Никого? – С нежным взглядом.

– Никого. – Со строптивым румянцем, а потом совершенно правдиво: – Я во многих вижу приятные и даже восхитительные свойства, но ни в ком еще не нашла достаточной силы и добродетели. Ты же знаешь, мои герои – люди старой закалки.

– Всякие задаваки вроде Гая Карлтона, графа Альтенберга и Джона Галифакса