Даже потом, впоследствии, когда со дня этих свадебных торжеств прошло много-много лет, Наталья Леонидовна очень не любила вспоминать эпизоды своей первой свадьбы.

Как договорившиеся отец и жених начали двухдневную пьянку, и ее выводили к гостям в новом наряде. Как приходил шаман Сахи со своим учеником, окуривая ее дымом вонючих трав и что-то бормоча невнятно. А утром второго дня, снова разбудив ее не свет ни заря, отвел вместе с Хуш и Ай-Жамой довольно далеко от стойбища, где на выстланном камнями кругу молниеносно вскрыл горло овце, и распоров живот, вывалил на золотое блюдо парящие в прохладном воздухе зари внутренности – для гадания.

И этот омерзительный теплый запах крови и нечистот, перебиваемый горьковатым духом степных трав, осаждаемый холодком уходящей ночи, врезался Наталье Леонидовне в память навсегда.

Как шаман предсказывал ей рождение двух сыновей и дочери, долголетие и здоровье, а также всякие прочие плюшки от судьбы под одобрительное кивание Ай-Жамы…

Как вечером второго дня, когда ее повели показать жениху третий раз, это животное не удержалось и пьяно рыгнуло, вызвав веселый смех поддатых гостей и несколько непотребных шуток.

Все эти впечатления слились в одну огромную, раздражающе-тоскливую кучу. Смешались между собой и в дальнейшем, когда у Натальи Леонидовны кончались силы, служили предостережением и напоминанием: «Если перестать барахтаться, то можно вновь скатиться в ту жизнь…».

Утром третьего дня довольно большой караван, состоящий из охраны со стороны жениха, охраны со стороны Барджан айнура, нескольких рабов, семи кибиток, везущих семью и дочь Барджан айнура, и телег с приданым, выдвинулся на дорогу в сторону Хиргова языка.

13. Глава 12

В кибитке немилосердно трясло. Спасали только тюки с тканями. Опираясь спиной на сундук, в котором было спрятано все необходимое для побега, Наталья мужественно боролась с приступами морской болезни. Однако, после полудня поняла, что проигрывает просто безнадежно.

Такой обжигающей, сухой жары, как летом, уже не было. Воздух значительно прохладнее. Но из-за того, что нижнюю часть лица плотно прикрывала шелковая, густо расшитая сарха, дышать было тяжело и неприятно.

Высовываться из кибитки ей не разрешали.

-- Обгоришь на солнце – стыдно будет на собственной свадьбе показаться, -- категорично заявила Ай-Жама.

Спасала только Хуш – еще утром она принесла несколько горстей плотных кожистых листьев местного кустарника. Небольшие, овальные листочки были покрыты плотной пленкой, похожей на восковую, и имели отчетливый кислый вкус, не слишком приятный, но спасающий от тошноты. Эти листочки Хуш и скармливала своей сунехи до самой вечерней остановки.

Из кибитки на твердую землю Наталья шагнула, чувствуя небывалое облегчение. Огляделась вокруг, но смотреть особо было не на что. По узкой, полузаросшей низким кустарником дороге, вьющейся между невысоких холмов, сейчас был растянут их караван.

Место для ночевки было оборудовано довольно капитально: кострище выложено камнями и даже сооружен небольшой навес, впрочем, дырявый и давно не ремонтированный. Здесь же были еще вкопаны в землю два столба с перекладиной. Наталья не сразу сообразила, что это коновязь.

Воины и рабы животных выгуливали, кормили, верховых коней чистили, на нее никто не обращал внимания. Хуш хлопотала у костра вместе с другими женщинами. И, воспользовавшись тем, что ее никто не охраняет, Наталья не торопясь взобралась на ближайший холм и села на вершине, с удовольствием содрав сарху и оглядываясь вокруг.