– Я полностью с вами согласен.

– А этих людей правда посадят в тюрьму?

– Не всех, но большинство точно сядет. Могу я вам чем-то помочь?

– Вообще-то я очень надеюсь, что это я вам смогу помочь, – сказал Роббинс. – Помните, вы просили, чтобы я вам позвонил, если вдруг что-то вспомню? Про эту женщину в темных очках и с красным шарфом.

– Да. – Голос у Нормана оставался по-прежнему спокойным и дружелюбным, но свободная рука сама сжалась в кулак, и ногти впивались в ладонь все глубже и глубже.

– Я думал, что вряд ли еще что-нибудь вспомню, но сегодня утром, когда я был в душе… я действительно кое-что вспомнил. Я думал об этом весь день, и я уверен, что именно так все и было. Она именно так и сказала.

– Что сказала? – Норман по-прежнему говорил ровно, спокойно и даже любезно, но теперь из-под ногтей сжатой в кулак руки показалась кровь. Он открыл пустой ящик стола и свесил над ним кулак, так чтобы кровь капала внутрь. Небольшое крещение – на удачу того бедолаги, кого посадят теперь в этой дерьмовой каморке.

– Понимаете, она не сказала, куда собирается ехать. Это я ей сказал. Наверное, поэтому я и не смог вспомнить, когда вы спрашивали, инспектор Дэниэльс, хотя обычно я на память не жалуюсь.

– Что-то я не понимаю.

– Когда люди покупают билеты, обычно они говорят, куда едут, – пояснил Роббинс. – «Один до Нэшвилла, туда и обратно» или «Пожалуйста, до Лэнсинга, только туда». Вы следите за моей мыслью?

– Да.

– А эта женщина не сказала, куда поедет. Она назвала не место, а время, когда хочет ехать. Я это вспомнил сегодня в душе. Она сказала: «Мне нужен билет на автобус на одиннадцать ноль пять. Там еще есть свободные места?» Как будто ей было не важно, куда ей ехать. Как будто ей было важно…

– Уехать как можно скорее и как можно дальше! – закончил за него Норман. – Ну да, точно! Спасибо огромное, мистер Роббинс!

– Я рад, что сумел вам помочь. – Похоже, Роббинса несколько озадачил всплеск бурных эмоций на том конце линии. – Должно быть, вам очень нужно найти эту женщину.

– Действительно очень, – сказал Норман. Он опять улыбался той самой улыбкой, от которой у Рози всегда бежали мурашки по коже и возникало желание вжаться в стену, чтобы защитить свои почки. – Вы угадали. А этот автобус на одиннадцать ноль пять… куда он идет, мистер Роббинс?

Роббинс назвал ему город и спросил:

– А эта женщина, которую вы разыскиваете, она тоже замешана в деле с наркотиками?

– Нет, она проходит по делу о крупном мошенничестве с кредитными карточками, – сказал Норман. Роббинс начал было что-то говорить – он был явно настроен на долгую и продолжительную беседу, – но Норман бросил трубку, оборвав его на полуслове. Он опять положил ноги на стол. Тележка пока подождет. Вещи можно перетащить и потом. Норман откинулся в кресле и уставился в потолок. – Дело о крупном мошенничестве с кредитками, такая вот хрень, – проговорил он вслух. – Но ты не забыла, что там говорится о длинных руках закона?

Он разжал левый кулак. Ладонь была вся в крови. Даже пальцы были в крови. Норман пошевелил пальцами.

– У закона длинные руки. Вот так-то, сучка, – сказал он в пространство и вдруг рассмеялся. – Очень длинные руки, едри твою мать. И они до тебя доберутся. Уж будь уверена. – Он продолжал сжимать и разжимать окровавленную ладонь, наблюдая за тем, как кровь капает на крышку стола. Но ему было на это плевать. Он смеялся. Ему было хорошо.

Наконец-то все встало на свои места.

Вернувшись в «Дочери и сестры», Рози первым делом разыскала Пэм. Оказалось, что Пэм сидела в комнате отдыха в подвале. Она сидела на раскладном стуле и держала на коленях книжку, но не читала, а наблюдала за Герт Киншоу и крошечным худосочным созданием по имени Синтия как-то там, которое поселилось в «Дочерях» дней десять назад. Синтия носила яркую панковскую прическу: половина волос зеленые, половина оранжевые, – и, судя по виду, не дотягивала по весу и до девяноста фунтов. Ее левое ухо – наполовину оторванное в результате упорных стараний ее бойфренда – скрывалось под толстой повязкой. Сейчас на Синтии была широкая, явно не по размеру, майка без рукавов с портретом Питера Тоша на фоне взвихренного сине-зеленого взрыва, изображавшего психоделическое солнце. Я НИКОГДА НЕ СДАЮСЬ! – гласила надпись на майке. Каждый раз, когда Синтия двигалась, в громадных вырезах сбоку на майке мелькали крошечные голые грудки с сосками цвета клубники. Дышала она тяжело, все лицо было залито потом, но тем не менее вид у нее был донельзя счастливый. Похоже, она пребывала едва ли не в идиотической эйфории – довольная и собой, и жизнью.