.

Но Анна спросила совсем о другом. Она спросила, давно ли Рози ушла из дома.

Рози задумалась. Это был непростой вопрос. И дело было не только в том, что она переехала в другой часовой пояс. Поездка в автобусе и непривычный многочасовой дневной сон сбили ее чувство времени.

– Примерно тридцать шесть часов назад, – сказала она, подумав. – Плюс-минус час-полтора.

– Ага, – заключила Анна Стивенсон. Рози все ждала, что сейчас Анна достанет какие-то бланки, которые либо протянет ей и попросит заполнить, либо начнет заполнять сама. Но та просто сидела и спокойно смотрела на Рози через огромный стол, заваленный бумагами. И это очень нервировало. – А теперь расскажите мне, как это было. Расскажите все.

Рози сделала глубокий вдох, собралась с мыслями и рассказала про каплю крови на простыне. Ей совсем не хотелось, чтобы Анна подумала, будто она такая ленивая – или просто придурочная, – что сбежала от мужа, с которым прожила четырнадцать лет, только потому, что ей не хотелось перестилать постель. Однако она опасалась, что Анна именно так и подумает. Рози не знала, как описать те сложные противоречивые чувства, которые охватили ее при виде крошечного пятнышка крови на простыне, и она не нашла в себе сил признаться, что среди этих чувств самым сильным была злобная ярость – новое и незнакомое ощущение, которое в то же время казалось родным и настоящим, как старый друг. Но она все-таки рассказала Анне о том, как она раскачивалась в кресле: так сильно, что даже боялась сломать винни-пухское кресло.

– Это я так называю мое кресло-качалку, – пояснила она и покраснела так густо, что щеки буквально горели огнем, только что не дымились. – Я понимаю, что это глупо…

Анна Стивенсон взмахнула рукой, прерывая Рози на полуслове:

– Расскажите о том, что вы делали после того, как решили уйти.

Рози рассказала о том, как она взяла кредитную карточку. Рассказала о нехорошем предчувствии – почти что уверенности, – что у Нормана сработает его обостренная интуиция и он либо позвонит, либо приедет домой. Она не нашла в себе сил рассказать этой строгой красивой женщине о том, что ей было так страшно, что она едва не обмочилась и ей пришлось забежать к кому-то на задний двор, но зато она рассказала о том, что сняла деньги с карточки, и даже назвала сумму. Она объяснила, почему приехала именно в этот город: потому что решила, что он расположен достаточно далеко, и потому что до отправления автобуса оставалось совсем мало времени. Она говорила сбивчиво, урывками. То и дело умолкала, чтобы собраться с мыслями, обдумать, о чем рассказывать дальше, и как-то справиться с изумлением. Ведь ей до сих пор с трудом верилось в то, что она все-таки сделала то, что сделала. В конце она рассказала о том, как заблудилась сегодня утром, и показала Анне визитную карточку Питера Словика. Анна мельком взглянула на карточку и протянула ее обратно.

– Вы хорошо его знаете, мистера Словика? – спросила Рози.

Анна улыбнулась, но Рози показалось, что в этой улыбке был и оттенок горечи.

– Да. Он мой друг. Старый друг. И очень хороший друг. И еще он друг таких женщин, как вы.

– В общем, я вас нашла, – заключила Рози. – Я не знаю, что будет дальше, но хоть что-то я сделала.

Анна Стивенсон опять улыбнулась:

– Да, и сделали немало.

Рози все-таки набралась смелости – за последние тридцать шесть часов она только и делала, что набиралась смелости, и все душевные силы были уже на исходе, – и спросила, можно ли будет остаться на ночь у «Дочерей и сестер». Только на одну ночь.