Мы допили чай, попрощались с батюшкой, и Гриша повел нас смотреть пасеку. Пчелы были злые, в сотах уже был мед. Гриша сказал мне, что в присутствии пчел нельзя курить. Я бросил сигарету. А Ройзман сказал:

– Надо хоть пару банок выгнать своего меда. Батюшке банку подарить.

Гриша кивнул. Это было простое, легко осуществимое и очевидно полезное задание. Мы шли к машине. Гриша чуть-чуть отстал и из-за спины сказал тихо:

– Евгений Вадимович, мне вроде получше становится.

– Конечно, получше, – отвечал Ройзман. – Должно становиться получше. Ты же лечишься, – мы прошли шаг, два, три, камешки скрипели под ногами. – А санки в сенях видел? Хорошие санки, старинные. Возьмите их с ребятами, отремонтируйте как следует. Только без гвоздей и без проволок. Из дерева вырежьте детали, которых не достает.

– Отремонтируем, Евгений Вадимович.

Это было еще одно простое и полезное задание, которое получил Гриша на тот случай, если опять явится бес. Бес явится искушать счастьем на четыре часа, а у тебя руки заняты, ты ремонтируешь санки.

– Да, Гриша, – сказал Ройзман, садясь в машину. – Арбузы тут захвати ребятам.

И мы уехали. У Ройзмана руки были заняты рулем, у меня – блокнотом для записей.

Глава вторая

Восстание

Простые и понятные действия, которые предлагалось совершить людям, собственно говоря, и прославили Ройзмана еще в сентябре 1999 года. Он был совсем молодой человек – тридцать пять лет. Красивый, крепкий и высокий – качество, которое почему-то особенно ценят женщины. Не то чтобы всерьез богатый, но вполне обеспеченный. Уральская страсть к кладоискательству успела уже обратиться у Ройзмана в весьма успешную ювелирную фирму. К тому же он коллекционировал невьянскую икону и дружил с художниками-авангардистами, время от времени устраивал выставки, то современной живописи, то икон. Следовательно, дружил и с журналистами, потому что в Екатеринбурге конца 90-х не было новостей, кроме криминальных разборок, концертов местных рок-групп и выставок. Криминальные разборки устраивали все, концерты – много кто, выставки – только Ройзман. У него была запутанная личная жизнь, две женщины, между которыми непонятно было как разорваться и которые – не дружили, нет, – но относились друг к другу с сочувствием, дескать вот ведь и ее, бедняжку, угораздило полюбить этого парня. А этот парень довольно много времени проводил ни с той, ни с этой. На работе, в спортивном зале, в кафе с товарищами. У его товарищей тоже была запутанная личная жизнь.

Товарищами в Екатеринбурге называются люди, которых не просто знаешь лично, не просто знаком с их женами и детьми, но еще и с родителями. Это много что меняет в отношениях. Потому что если, например, товарищ садится в тюрьму, ты не можешь просто отвернуться и забыть о нем. Ты каждый день встречаешься в булочной с его матерью и в спортивном зале с его отцом: «Здравствуйте, давайте я вам сумки поднесу. Ну, как там Дюша? Отпускают-то его когда?» Именно поэтому тюрьма на Урале куда менее пугает людей, чем в центральной России.

Товарищи Ройзмана были то, что называлось в 90-е годы «бизнесмены» – смесь предпринимателей и бандитов в той или иной пропорции. Государство дышало на ладан, правоохранительные органы сами были не в ладах с законом, вокруг крупных советских заводов складывались собственные поначалу охранные, а потом и криминальные структуры. Они владели территориями, и всякое новое предприятие, появлявшееся на территории, тоже подгребали под себя. Так что нельзя было иметь бизнес, не договорившись с бандитами. Но чтобы договор не был унизительным, нельзя было просто от бандитов откупаться, надо было приставить их как-то к делу, поручить им охрану что ли или взять у них кредит за долю в прибыли. Встретив бандитов в кафе, лучше было говорить им «привет», пожимать руки и называть по имени, чем замирать в страхе. Сам Ройзман бандитом, кажется, не был. Но конечно же толковал с бандитами по бизнесу, в спортивном зале занимался рядом с бандитскими боевиками, а встретив серьезных бандитов – Трофу или Александра Хабарова, – здоровался уважительно, хотя бы из почтения к возрасту, им было за сорок. И Хабаров к тому же долгое время на Уралмаше неподалеку от дома, где вырос Ройзман, работал директором спортивной школы. Но сам Ройзман, кажется, бандитом не был.