У нас достойный противник, если относиться к нему снисходительно – быстро столкнешься с суровой действительностью.

Пока сижу и пью из походной фляжки теплую воду, в голову приходит мысль: а что если все, что мы сделали, было зря? Да, поколошматили мы японцев изрядно, по тылам прогулялись хорошо, но в масштабах всей войны – это ведь комариный укус, не больше. Максимум – отодвинем сроки японского наступления, возможно, где-то оно окажется не столь интенсивным, как было задумано.

Однако если брать ситуацию в целом – никакого перелома в войне нет, Порт-Артур в осаде, мы чаще обороняемся, чем идем в атаку…

На душе становится грустно.

– Подъем! – командую я.

Солдаты нехотя поднимаются с земли, сил, чтобы стряхнуть с себя пыль и грязь, у бойцов нет.

Сопки заканчиваются, мы спускаемся к плоской как доска равнине. Взгляд натыкается на полудюжину валунов, разбросанных в причудливом порядке.

Не могу понять – что в них не так. Просто не нравятся мне, вот и все…

На всякий случай приказываю держаться от камней подальше, и плевать, что у меня нет объяснения причин – почему. Я привык доверять предчувствиям, и они меня не подводят.

Внезапно ближайший из валунов подлетает метров на десять в воздух и взрывается на мелкие брызги-осколки, щедро орошая все вокруг.

Двое из солдат начинают орать и кататься по траве, а моя левая рука отзывается приступом дикой боли – словно на кожу попало кипящее масло.

Твою дивизию! – а ведь это что-то вроде мины-лягушки, только срабатывает она сама и разбрасывает не осколки, а слизь, обладающую свойствами кислоты. Жжется немилосердно…

Сбрасываю с себя пострадавшую гимнастерку. На коже ставшие водянистыми волдыри.

Вот блин!

Я еще сравнительно легко отделался, а вот те двое, которые упали в траву, представляют собой жуткое зрелище – жидкость выела их лица, без содроганий смотреть невозможно.

Срабатывает второй «сюрприз», за ним третий, четвертый – хорошо, что достаточно далеко, достается разве что бедной высушенной земле.

Вряд ли это какое-то техническое средство, ощутимо веет магией.

Интересно, они давно тут лежат или специально для нас положили? Вот только спросить не у кого.

Но это я так думаю, а Лукашины внезапно, без всякой команды, срываются с места и скрываются за небольшими зарослями.

Зная их, можно понять – это не просто так. Они что-то увидели или почувствовали.

Через несколько секунд они появляются, таща упирающегося старикашку с желтой сморщенной кожей, узкими колючими глазками, лысым черепом и редкой седой бородой.

Подтаскивают ко мне и бросают на землю. Лукашин-старший придавливает его тело ногой – чтобы не рыпался.

И тут амулет начинает греться.

– Кто это? – спрашиваю у казачков.

– Нечисть японская. Не знаю, как ее зовут, но мне станичники про таких рассказывали. Это он нам на дороге свои «лепехи» раскидал, – сообщает старший.

Поворачиваюсь к барону.

– Густав Карлович, слышали про него?

– Как и вы – впервые вижу это чудо-юдо, – пожимает плечами Маннергейм.

По моему приказу Лукашины начинают экспресс-допрос старикашки. Тот сначала строит из себя Жанну д’Арк и героически молчит, но в арсенале у казачков полным-полно работающих методов. Приставленный к глазу заговоренный клинок быстро развязывает язык демону. Окриветь ему ой как не хочется.

После первых слов твари становится ясно, что перед нами очень редкое магическое существо, которое считается практически вымершим. У него очень длинное название, чтобы не забыть – царапаю карандашом в планшетке. Получается какая-то лютая непроизносимая хрень.

– Кто тебя послал?