– Понятно, – философски отозвался Рыдлевка. По его плоскому лицу трудно было прочесть, какие эмоции его обуревали. А на самом деле старший лейтенант больше всего расстроился из-за того, что очередной раз срывается сеанс связи с беременной женой. Реагировать на все остальное «говно» у Панкевича уже не было душевных сил.

Тут как раз и Тунгус нарисовался:

– Товарищ старший лейтенант, вас полковник Примаков с ротным к себе вызывают… Из-за стога, где мы ночевали… Примус… Товарищ полковник орет, аж заходится… Кричит, что вы все стога должны были сжечь по дороге… А ротный пытался что-то сказать, но тот не слушает.

– Понятно, – спокойно и даже с оттенками христианского смирения отозвался Панкевич, быстро оделся и вышел из палатки.

Где-то неподалеку орал на кого-то ротный фельдшер прапорщик Марченко:

– Ты что, сука, людей потравить хочешь?! Опизденел!.. А мне насрать, хоть грудью корми… Чё?! Ты чё, тупой, что ли, сука?!

Рыдлевка улыбнулся и невольно вспомнил недавно вычитанную у Анджея Сапковского цитату: «…Армия – это прежде всего порядок и организованность… Тем поразительнее, что реальная война… с точки зрения порядка и организованности, удивительно походит на охваченный пожаром бордель». Улыбаться Панкевич перестал, лишь подойдя к самой штабной палатке.

Увидев красного от переживаний Примакова и ротного с кислым лицом, Рыдлевка отдал честь и начал было докладывать:

– Товарищ полковник, старший лейтенант Панкевич…

Примаков прервал его взмахом руки и вкрадчиво спросил:

– Панкевич… Ты мне честно скажи: ты дурак или от службы устал? Если дурак – так и скажи: не могу даже взводом командовать… Ведь ясно же сказано было – все стога сжечь, все выжечь на хуй!!! Ты кому служишь, Панкевич? Масхадову?

Рыдлевка перевел быстро глаза на Самохвалова, тот только и смог, что ответить старлею чуть извиняющимся взглядом. Панкевич все понял (стог-то оставить сам ротный предложил), вздохнул и потупился. Примаков пошел на новый виток:

– Что ты вздыхаешь, как ишак?! Тебя что – убрать отсюда, чтоб ты никого по дурости не захуячил? Баранов давишь, а потом людей начнешь?

Панкевич снова стоически вздохнул. В этот момент в палатку просунулась голова капитана Числова. Он обвел всех присутствующих чуть нагловатым взглядом, только что не сказал Примакову «здорово». Тем не менее от его приветствия все же отдавало борзотой:

– Здравия желаю, Александр Васильевич! Что, спецназовцы Хаттаба поймали, а он и сам нейдет и их не пускает?

– Вроде того, – снизил обороты полковник. – Здравствуй, Сережа… Где тебя черти носят?

Числов пожал плечами. Ни для кого не было секретом, что капитан почему-то ходил у Примакова в «любимчиках». Может быть потому, что Числов напоминал полковнику самого себя в молодости? Сыновей-то у Примакова не было, только две дочери… Как бы там ни было, а в роте подметили, что именно капитан Числов, давно знавший Примакова, действует на полковника как-то… умиротворяюще, что ли…

– Ладно, Сергей, проходи, – почти спокойно сказал Примаков и снова посмотрел с тоской на Рыдлевку:

– Панкевич… Иди отсюда… Ешкин кот, как такие в десант-то попадают?..

Рыдлевке двух предложений свалить было не нужно. Он выскочил из палатки, обошел ее кругом и присел на дровяную чурку перекурить для успокоения нервов.

«Как такие в десант попадают?» – Левка затянулся сигаретой и вспомнил, как…

…Долгое время его кумиром был генерал Лебедь. Сам Панкевич происходил из маленького белорусского села и больших-то городов почти не видел – только Москву проездом, когда в Рязань поступать поехал… Поступил сразу и учился изо всех сил – плац, классы, прыжки, спортгородок и в обратной последовательности. Отличником Левка не был, но старался, к тому же не пил и не курил – кстати, в том числе и из-за того, что особо не на что было. Лебедь был кумиром далеким, а в Рязанском институте нашёлся кумир близкий – преподаватель ПДП{