– Будем читать вам лекции по работе с короткоствольным оружием и бандитами! – пообещал Соколов, отрезая от куска колбасы два ломтика.
Хмыкнув, Федоров одним глотком допил напиток, который оказался шоколадом, но уже порядком остывшим.
– Время, старшина, время! – поторопил Федорова Соколов.
– Прошу прощения, товарищ капитан второго ранга! Можно один вопрос? – встав, спросил Федоров.
– Валяй, старшина, только быстрей! У тебя в запасе всего полторы минуты, – вальяжно ответил Соколов, откидываясь на свою переборку.
– Почему вы меня все время называете старшиной? Я вроде как лейтенант, – запинаясь, пояснил свой вопрос Федоров.
– Ты настоящий лейтенант, и не просто флотский, но и Смерша![6] – жестко сказал кап-два, жестом фокусника вынимая из заднего кармана темно-бордовое кожаное удостоверение, и, на секунду раскрыв его, снова спрятал в карман.
Действительно, в развороте удостоверения красовалась фотография Федорова, ниже которой имелась надпись, выведенная каллиграфическим почерком: «Лейтенант специального отдела Смерш».
– Интересное кино! И что мы теперь должны делать? – спросил Федоров, берясь за ручку двери.
– Служить, четко выполнять все мои приказы и не задавать глупых вопросов! И тогда войну ты сможешь закончить с большими звездами на погонах! – пообещал кап-два, жестко улыбнувшись.
– Всегда готов! – по-пионерски вскинул правую руку Федоров, выскакивая из купе.
Проскочив до салона, Федоров увидел совершенно свободное пространство, в середине которого была расстелена желтая соломенная циновка, на которой сидел Усияма в позе лотоса и сосредоточенно смотрел перед собой.
Федоров не стал ничего говорить, а, сняв тапочки, уселся напротив своего старого учителя.
Прошло пять минут. Федоров только начал погружаться в нирвану, как резко прозвучали два негромких хлопка и звонко щелкнула входная дверь.
Какое-то подспудное чувство заставило Федорова напрячь и распустить мышцы.
В салон заскочили три вооруженных автоматами ППШ лейтенанта и с ходу направили стволы на Федорова и японца.
– Моя стрелять не надо! Моя бедный китайца шиацу[7] делать! – заверещал Усияма, бухаясь на колени перед первым лейтенантом с дубленым, загорелым лицом.
– Чукча – он и в Африке чукча! – возвестил Дубленый, опуская ствол, на котором был навинчен какой-то черный цилиндр.
– Моя твой сапог целовать будет! Триппер вылечит! Только забер меня отсюд! – продолжал верещать Усияма, склоняясь перед Дубленым и действительно целуя пыльные сапоги.
Федоров ничего не мог сделать, так как его положили лицом на циновку, а в спину упирался ствол автомата.
«Плохо, что третий лейтенант выпал из поля зрения!» – оценил существующее положение Федоров, боковым зрением смотря, как Усияма ловко облизывает сапоги Дубленого.
По коридору пробухали сапоги по крайней мере трех человек, и сразу же замок соседнего купе резко щелкнул.
«У нас предпоследнее купе, и, пока парни до него доберутся, пройдет минуты три. Соколов должен услышать посторонние звуки и принять какие-то меры! Но надо и самому суетиться! В купе же спит как сурок Купцов!» – обожгла Федорова быстрая мысль.
Усияма неожиданно сморщил короткий нос и громко чихнул, вздрогнув всем телом, и, откинув голову назад, схватился руками за лицо.
– Что, китаеза, не нравится тебе русская пыль? В фатерланде будет вкуснее! Поедешь тренировать моих бойцов? – успел спросить Дубленый, но неожиданно дернулся и повалился лицом вперед.
Федоров, едва только дуло автомата оторвалось от его спины, перекатился в сторону и еле успел подхватить оружие, которое Дубленый выронил из рук от удара Усиямы.