Я достал из бумажника две банкноты по пять тысяч рублей и положил их перед Антоном.

– Я нанимаю вас, Антон!

– Для чего? – изумился он.

– Для правовой помощи…

– Вы же сами юрист!

– Юристам помощь тоже нужна.

– Какая?

– Представлять мои интересы в переговорах о доме.

– Но я представитель другой стороны!

– Уже нет. Они вам не заплатили, а я – да!

– Я дал слово!

– Хорошо, – согласился я. – Исполняйте до конца.

– Мне поручено предложить вам пятьдесят тысяч.

– Жлобы! – сказал я искренне.

– В случае вашего отказа – сто тысяч! Это хорошая цена, Илья Степанович! Ваш дом стоит меньше. Я регистрирую сделки и знаю цены.

Я покачался на стуле.

– Передайте нанимателю: я не продаю дом! Я его полюбил, прирос сердцем. Сегодня я вскопал огород, завтра засажу его картофелем. Я буду окучивать всходы, выпалывать сорняки, с появлением колорадских жуков соберу их и казню лютой смертью. Осенью соберу урожай и буду плакать над каждым клубнем: они пахнут детством.

– Вы это серьезно? – спросил Антон. – Насчет детства? Так и передать?

– Дословно!

Он хмыкнул и засмеялся. Я улыбнулся. Антон глянул на лежавшие перед ним купюры и спрятал руки под стол.

– Чего вы хотите, Илья Степанович?

– Просто Илья, – предложил я. – Мы ведь партнеры!

– Еще нет, – возразил он. – Я не дал согласия.

– Расскажите мне о покупателе. Вернее, о его представителе.

– Это не этично, – насупился он.

– Я не требую сведений о его состоянии, тем более что вы этого не знаете. Как он выглядит, сколько ему лет, какое впечатление производит. Это преступление?

– Пожалуйста! – пожал он плечами. – Мужчина, под пятьдесят, седина, плотный такой. Лицо… Оно… не запоминается.

«Ага!» – сказал я мысленно.

– Говорит вежливо, но почему-то производит неприятное впечатление.

– Он расспрашивал вас обо мне?

– Я ничего не сказал!

– А о вас самом расспрашивал? Не интересовался, между прочим, любите ли вы женщин или, скажем, выпить?

– Откуда вы знаете?

– Привычка – вторая натура. Спасибо, Антон, у меня больше нет вопросов. Берите деньги, вы их заработали!

Он помялся. Его щепетильность начинала раздражать. Быть честным хорошо, но не до такой же степени!

– Я не могу взять деньги просто так, Илья Степанович, – сказал нотариус. – Я должен что-то сделать. Хотите, оформлю дом вам в собственность?

– Буду рад.

– Договорились! – Он сунул деньги в карман. – Вы заплатили только за это. Хочу сказать вам, Илья, что я пришел потому, что думал: вам это нужно! Мне показалось, вы хотите продать дом.

– Ты хороший человек, Антон! – сказал я растроганно. – Я лично выберу тебе невесту!

Он захохотал и протянул руку. Я пожал.

После ухода Антона я плеснул себе в рюмку. Портрет, обрисованный нотариусом, сказал мне много. У людей, служивших в конторе глубокого бурения, она же ФСБ, на всю жизнь остается привычка искать слабые стороны людей. Выходя в отставку, «конторщики» оседают в окружении людей состоятельных – там, где востребованы их опыт и знания. Домом интересовалась не ФСБ. Государство не ищет обходных путей; оно действует грубо и прямо. Мне следовало быть настороже.

Главное, что следовало из разговора с Антоном: я плохо искал. Или не там.

Тусклая лампочка под потолком погреба давала мало света, и я принес фонарь. Он высветил убогую обстановку: полки-стеллажи по обеим сторонам от входа и зашитую досками дальнюю стенку. Я положил фонарь и взял монтировку. К моему удивлению, она не пригодилась. Стеллажи не крепились к стенам, как я предполагал, более того, они легко сдвинулись с мест. Присмотревшись, я разглядел на ножках маленькие металлические колесики; благодаря им стеллажи катались по полу.