В 20-30-е годы прошлого века в СССР реально шла конкурентная борьба изначально равных: покажи, что ты не человек-тесто, а человек-дрожжи, и место среди самых-самых – твоё. И большинством жителей Страны Советов это воспринималось как истинная справедливость.

Но массовое движение вверх было возможно только потому, что революция уничтожила старую элиту. Плюс репрессии. Возник вакуум, и его надо было заполнять. Поэтому на какое-то время появилось уникальное для мировой практики явление: семьи, где в первом поколении оказались маршалы, министры, профессора, директора предприятий…

Шли годы, и новая элита СССР стала воспроизводить себя. Медленно, но верно лифты на верхние этажи социальной иерархии забивались: там собрались в кучку всё те же – «родные человечки», которым родители природой были обязаны радеть. И они радели.

Справедливость иссякала. Её активно заменял блат. На этом переломе в идеологию хлынула огромная ложь.

Икон в СССР не было, поэтому молились на план.

Если план назывался государственным, то это была святыня.

Идея советской экономики уникально проста. Поскольку Карл Маркс учил, что капиталистическая конкуренция порождает потери, то с уничтожением частной собственности, а с ней и конкуренции получается экономика, работающая без потерь.

В практике социалистического планирования основной формой реализации этой гениальной в своей незамысловатости идеи «экономики, лишённой потерь» стал баланс. Всё многообразие финансово-хозяйственных отношений отвергнутого коммунистами рынка было сведено к простой таблице, построенной по принципу: «получил = отдал».

Должно было сойтись.

И в балансе действительно всё сходилось: количество поставленного равно тому, что было заявлено. Ничего лишнего. Тютелька в тютельку. Но это на бумаге.

А в жизни?

В условиях всесилия баланса эффективность работы каждого предприятия необязательна. Есть высшая эффективность, она – в равенстве произведённого и потреблённого во всей хозяйственной системе. Потерь-то в таком случае нет. Тут и возникает эффект самого высшего порядка, абсолютно недостижимый в условиях рыночного хаоса.

При этом главное, что от тебя требуется, – выполнить спущенное сверху задание. Если выполнишь, то всё сойдётся, будет баланс.

А если не выполнишь?

Это – преступление: своим разгильдяйством и ленью (а какие ещё могут быть этому объяснения?) ты, директор отстающего предприятия, покусился на народнохозяйственную сбалансированность.

За это наказывали, и очень жёстко.

Каждый директор, рисковавший в таких условиях головой, стремился обеспечить высочайшую надёжность собственного выживания. Путь спасения был один: получить из системы как можно больше всех видов ресурсов, одновременно обеспечив себе минимальное из всех возможных плановых заданий.

В результате была создана «экономика», превосходящая все ранее известные варианты по способности увеличивать массу ресурсов, вовлечённых в хозяйственный оборот, обладавшая при этом уникально низким (если не отрицательным) коэффициентом полезного действия. Возникли океаны дефицита и горы неликвидов.

В стремлении к самосохранению и выживанию производилась продукция с «упрощённой технологией» (проще говоря – брак и дрянь), система управления была уничтожена липовыми отчётами и приписками. Эту «систему» принципиально нельзя было сбалансировать. Она должна была рано или поздно съесть сама себя.

И съела.

Обратите внимание: экономику социализма опрокинула биологическая природа человека. Потери от гонки вооружений не могли сокрушить СССР, если бы хозяйственную систему этой страны не разъедал директивный план, действительно представлявший собой реальную опасность для жизни и благополучия тех, кто должен был его выполнять.