За двадцать лет своего существования лейб-кампанцы ничем полезным себя не проявили. Зато гулять любили с размахом, так, что долго потом ежился стольный град Санкт-Петербург…

19 августа 1755 г., вечер. Как издавна заведено, улицы на ночь перегораживают особыми шлагбаумами, рогатками, и возле них дежурят полицейские сторожа с трещотками. Один из таких сторожей вдруг видит, как к его будке что есть духу летит неизвестный штатского вида, оглашая ночную тишь истошным криком: «Караул! Спасайте!» За ним – лейб-кампанец с переломанным бильярдным кием (а они тогда были массивнее нынешних), догоняет бедолагу и, не обращая внимания на стража порядка, принимается лупить несчастного своим «орудием».

Караульный, как ему обязанностями и предписано, крутит трещотку, вызывая подмогу. Отвлекшись на минутку от своего предосудительного занятия, гвардеец с неудовольствием спрашивает, отчего это посторонний вмешивается не в свое дело.

Караульный, по фамилии Ефимов, обстоятельно отвечает: мол, никакой он не посторонний, а сторож при рогатке, и в его служебные обязанности как раз и входит поддержание порядка.

Тогда бравый гвардеец и ему в зубы – тресь! Сбивает наземь и принимается охаживать кием так, что Ефимову ясно: его намереваются истребить до смерти. Кое-как вырвавшись, страж порядка бежит за помощью.

Прибывает воинская команда из армейских солдат с капралом. У побитого сломана нога, выбиты зубы, раны на голове и по всему телу. По горячим следам буяна задерживают. Он, точно, гренадер лейб-кампании и армии поручик Петр Коровин. Выясняется, что избитый – тоже персона немаленькая, главный переводчик питерской полиции Карл Болсен. Оказалось, у Коровина была с ним мелкая бытовая стычка, вот лейб-кампанец и не сдержался, случайно встретив в трактире «шпака»…

Второй случаи. 25 ноября 1755 г. В Санкт-Петербурге праздник. Мало того, государственный праздник номер один – очередная годовщина восшествия Ее Императорского Величества на престол. И в Зимнем дворце (старом, деревянном, на Мойке) государыня Елизавета Петровна, как обычно, собрала Лейб-Кампанию на грандиозный банкет.

Пили долго, пили хорошо. Уже в первом часу ночи шествует по улице, выписывая зигзаги, лейб-кампании гренадер (и армейский поручик, а как же!) Василий Поливанов. Узрев открытый трактир, он в компании двух приятелей-гвардейцев сворачивает туда и грозно требует в момент очистить бильярдную для него одного.

Видя его состояние, гости решают улетучиться подальше от греха. Пьяный гвардеец качается на стуле – и падает на пол, вызвав смех не успевших выйти.

Сие для бравого гвардейца крайне оскорбительно. И он, выхватив шпагу, кидается за насмешниками, громогласно обещая всех тут же изрубить в капусту. Однако они на трезвых ногах зайцами порскнули кто куда. А Поливанов с досады начинает разносить трактир: все бутылки – вдребезги, пара окон выбита, а напоследок и бильярдный стол изрублен…

Обоих «героев» взяли в оборот, конечно. Оба около года просидели под замком, а потом благополучно вышли по объявленной императрицей амнистии – Елизавета не раз и не два объявляла такие амнистии исключительно для лейб-кампанцев. Но оказались они за решеткой не благодаря неумолимой строгости закона, а исключительно потому, что генерал-полицмейстер столицы терпеть не мог лейб-кампанцев и пользовался любым предлогом, чтобы упечь их на нары.

Между прочим, трагикомическая подробность. Когда Поливанов сидел под стражей, дежурный офицер Артемий Русаков явился на службу пьяным вдребедан и движимый, должно быть, воспитательным порывом, измордовал гренадера, как бог черепаху (за что, в свою очередь, угодил под арест).