В-третьих, перед Россией стоит сегодня, может быть, наиболее острая и сложная задача: демонополизация ее экономики и создание автоматического механизма (конечно, в определенном взаимодействии с административными рычагами) стимулирования инновационного процесса. При нынешнем заоблачном уровне прибыльности естественных и искусственных отечественных монополий у них в реальности нет или почти нет серьезных стимулов к модернизации старых, а тем более строительству новых, технологически продвинутых производственных мощностей. Конечно, это прежде всего внутренняя политическая, экономическая и институциональная проблема России, более того – вопрос решимости или нерешимости наших властей. Но сотрудничество и конкуренция с Западом как по импорту, так и по экспорту, а также поддержка и с той, и с другой стороны притока прямого иностранного капитала (особенно в малый и средний бизнес) могли бы дать заметный дополнительный толчок переходу российской экономики к подлинному рынку и новым структурным пропорциям в ее производственном потенциале.
В-четвертых, Запад может сыграть весьма важную роль в возрождении науки и образования в России. Никакой модернизации страны и ее перехода к «экономике знаний» не состоится, если финансирование науки и образования из государственного бюджета не будет по доле в его расходах увеличено, по крайней мере, в 2–3 раза. Частный капитал – особая статья: надежды на его участие в решении общенациональных задач такого масштаба можно возлагать не раньше, чем через несколько десятилетий. Активный же академический – как исследовательский, так и образовательный – обмен между Западом и Россией может, как показывает некоторый накопленный опыт, развиваться не только на «благотворительных» принципах, но и на вполне коммерческих, взаимовыгодных основах. Особенно это важно для Европы в целом, которая пока продолжает отставать от США во многих ведущих областях очередной научно-технологической революции, но имеет все шансы объединенными усилиями достичь их уровня в предстоящие десятилетия.
Исключительно важной проблемой в отношениях России с Западом являются также интеграционные тенденции на европейском (точнее, евразийском) континенте. Западноевропейская интеграция (Евросоюз) уже не только доказала свою высокую жизнеспособность и органичный характер, но и, как представляется, к настоящему времени стала постепенно избавляться от заблуждений и чрезмерных амбиций «молодости». В реальности и сегодня, и на достаточно неблизкую перспективу ставится вопрос не о дальнейшем расширении Евросоюза (все на свете имеет свои пределы), а в первую очередь о необходимости избежать его развала под влиянием чисто экономических, особенно финансовых, причин. В этих условиях никто в ЕС, конечно, всерьез не думает о присоединении к Евросоюзу таких возможных новых его членов, как, скажем, Турция, Украина или тем более Россия. Но подобные трезвые соображения не мешают определенным влиятельным кругам в ЕС ревниво и даже враждебно относиться к интеграционным тенденциям на постсоветском пространстве – не в последнюю очередь, думается, потому, что схожую позицию занимают и сменяющие друг друга администрации США. Простая и не раз высказываемая и в России, и на Западе мысль, что интеграция на постсоветском Евразийском экономическом пространстве и интеграция в уже сложившихся рамках Евросоюза объективно не только не противоречат и не противостоят друг другу, но могут (и должны) иметь общую конечную, хотя, безусловно, и не близкую цель, получила и получает сегодня достаточно широкое распространение.