В России, где «мигранты» работают и создают прибавочную стоимость, их рассматривают как «гастарбайтеров» и «рабов», которые не являются электоральной силой, будто бы мешают местной экономике развиваться, искажают рынок труда своими низкими зарплатами, увеличивают криминальность, т.е. создают массу «проблем» и «угроз». Вопрос об их собственных социальных правах редко обсуждается в качестве приоритета. Даже местные левые партии не готовы признать в них свою аудиторию, о правах которой стоило бы заботиться и чьей классовой мобилизацией заниматься. В самой Центральной Азии, куда «мигранты» возвращаются с заработанными средствами, они также не воспринимают себя и не воспринимаются окружающими в качестве отдельной социальной группы эксплуатируемых рабочих. Скорее на них смотрят как на очень разнородную массу предпринимателей – удачливых и не очень, которые совершили некую коммерческую сделку где-то за рубежом. У себя дома такие «гастарбайтеры» старательно поддерживают и воспроизводят все престижные атрибуты сельских богачей, членов общины и сторонников «традиционного» уклада24.
Здесь хотелось бы еще раз уточнить один важный пункт. Смысл движения не ограничивается исключительно превращением сельских жителей в городской рабочий класс. В нем участвуют и представители бизнеса, которые пытаются сохранить свои накопления и капитализировать их за границей, и городская образованная молодежь, надеющаяся войти в когорту «белых воротничков», и деятели культуры и науки, которые ищут свободы творчества и признания в других странах и т.д. Но эти слои центральноазиатского населения часто остаются незамеченными в публичных фобиях, не выделяются в качестве «гастарбайтеров», а иногда даже занимают вполне высокостатусные позиции в новом обществе. Однако подчинение «мигрантов» имеет свою, не только классовую, логику, поэтому любой, кто попадает в их число, рискует быть приписанным вместе с наемными работниками к одной общей «проблемной» категории.
Следующий фактор, который связан с доступом к инфраструктурам и технологиям мобильности, также создает свои разграничения и иерархии. Последние связаны с умениями, навыками, психофизическими возможностями и в особенности с наличием необходимых финансов и связей, которые позволяют получить этот доступ. Важным фактором является количество посредников между человеком и средствами мобильности.
Формирование иерархий начинается с момента принятия решения, когда выясняется, кто обладает личными качествами и состоянием, необходимыми для того, чтобы отправиться в дальнюю дорогу. Это решение предопределяет, кто будет кормильцем, а кто иждивенцем, кто при всех повышенных рисках получит больше символических и моральных бонусов и как в будущем распределятся роли и статусы в семье и общине. В зависимости от наличия средств и навыков выезжающий выбирает между стратегиями индивидуального поиска счастья или же, чаще, включения в сети. Внутри сетей каждому отводится определенное место и налагаются строгие ограничения на любые проявления самостоятельности. Сеть является посредником между человеком и технологиями, она дает ему деньги на первые шаги, она его охраняет и страхует, она объясняет, какие действия ему следует совершить. Социальная сеть, которая ведет человека по проторенной колее, дает гарантии и утверждает привычный порядок отношений, воспроизводит собственные формы господства и подчинения между старшими и младшими, мужчинами и женщинами, первопроходцами и последователями, «шустрыми» и «ведомыми». Парадоксальным образом технологии и инфраструктуры глобализации для многих оказываются способом воспроизводства и даже усиления локальных практик и убеждений.