Немцы были образованы намного лучше. Они воевали, если судить по распределению потерь, в шесть раз лучше русских. Вспомните роман Ремарка «На Западном фронте без перемен». Кто призывал героя романа и его друзей идти на фронт? Учитель греческого языка гимназии. В гимназии учили греческий язык, немцы были очень культурными. Немецкие солдаты даже многие говорили по-древнегречески, читали Софокла. Но от этого цели их войны не становились благороднее. К сожалению, заурядный культурный человек индоктринируется ещё легче некультурного, вот это очень важно понять. Некультурный человек может загореться и так же легко остыть. Культурный загорится и не остынет легко. Немцы не остыли даже в 1945 году, не остывали долго, понадобилась смена поколений. Потому что немцы были культурными. Но обмануть, соблазнить можно почти каждого. Культура – не панацея от политического безумия. Это очень важный урок. Только культурный человек иначе безумствует, чем некультурный. Некультурного можно поднять, а потом, как у нас грубо говорят, он будет досадливо чесать репу. А культурный будет биться и умирать, и жизнь отдавать ради идиотских идей, как это делали немцы. Что лучше – это дело вкуса. И то и то плохо на самом деле…

Русский солдат во время Великой войны не имел сознательного патриотического чувства, не имел чувства славянского братства. Он непонятно за что воевал, и пока верили Царю хоть как-то, пока успешна была война, пока наступление шло на фронте, всё было неплохо. Но когда началось Великое отступление, Великое стояние на большинстве фронтов в 1916 году, то доверие к Царю-батюшке стало быстро размываться.

Вторая составляющая – это вера. Не надо думать, что русский мужичок был очень религиозен. Нет. Он, конечно, если бы его спросили в упор, как сейчас делают социологи: «В Бога веришь?» – ответил бы: «Конечно». – «Православный?» – «Ну конечно, православный». Но если копнуть дальше – там ничего нет. Поэтому первой реакции мужичка не следовало особенно доверять. Дело в том, что долгий период крепостного состояния, стремление не учить людей вере, культуре, грамоте, всему прочему, сделало веру, в общем-то, чужим делом, не своим делом для большинства русских людей. Они не знали ни богословия, ни молитв, ничего. Они не могли религиозно себя понудить к жертве. Поэтому такой большой процент сдавшихся в плен. Для человека обычного жизнь дороже всего. А чему мы удивляемся? А сколько русских людей сдалось в плен в первые полтора года нашей Второй Мировой войны, которую мы называем Великой Отечественной? Ещё больше, намного больше.

Два главных столпа, на которых зиждется нация, – вера в Бога и любовь к отечеству – оба были в России крайне слабы. И эти два столпа подменялись одним – стабильностью традиционного уклада, персонализированного в Царе. Мы знаем из многих воспоминаний, в том числе Ивана Бунина, что, когда Царь отрёкся от престола, мужики просто говорили: «Царя нет – теперь всё позволено». А некоторые культурные, интеллигентные люди, мы знаем их имена, кончали самоубийством, когда отрёкся Царь, потому что считали, что России больше нет. Мы знаем, что сейчас некоторые говорят: «Есть Путин – есть Россия, нет Путина – нет России». И тогда и сейчас – это очень вредное представление. Потому что, какой бы ни был человек – хороший ли, умный ли, – Россия умнее и лучше самого гениального человека и переживёт его. Но и ориентация на царя была, как оказалось, очень слаба в русском обществе. А тяготы начались серьёзные, особенно в городе, и жертвы пришлось приносить серьёзные на фронте, причём жертвы не только в лихой атаке – «на миру и смерть красна», но и в окопной войне. Сидеть во вшах в мокром окопе, в снегу и в воде зимой, скажем, конца 1915 года – тогда мир покажется с овчинку, особенно когда из деревни приходят письма, в которых намекают, что «твоя-то Машка-жена, она там не очень тебя ждёт». Тут уж бедному солдату совсем худо становится. А жена-Маша не очень ждёт почему? Потому что своих мужиков в деревне осталось мало, но жизнь в деревне налаживалась – в Среднюю Россию пришло огромное количество беженцев из западных губерний. Например, в одной Самарской губернии в 1916 году было 37 тысяч беженцев, работавших в сельском хозяйстве. Это, естественно, были мужики. А военнопленные? Ещё лучшие мужики. Хороших мужиков из западных губерний на фронт послали. А военнопленные как раз хорошие мужики, да ещё и обходительные иностранцы. А военнопленных работников в одной Самарской губернии было 43 700 человек. И в других губерниях так же. Эти военнопленные – это совсем не советские военнопленные времён Второй Мировой войны, их-то по всем правилам Гаагской конвенции содержали, деньги карманные давали. Понятно, что для оставшихся без женихов девок они были очень интересными друзьями. Какие-нибудь чешские, немецкие, венгерские солдатики, ефрейторы, да и работали они хорошо. И этот момент надо тоже учитывать. Он был болезненным. То есть русский мужик, умиравший в окопе, кормивший вшей, чувствовал, что там, в деревне, замена-то есть и жизнь без него налаживается. И из-за этого он ощущал себя очень несладко.