«Прямо как в русской народной сказке «Морозко», – подумала Юля, отправляясь спать, – невзлюбила мачеха падчерицу и выгнала ее из дома на трескун-мороз… Впрочем, мы еще посмотрим, кто кого!.. Но все же я по-умному все устроила с этим Волковым. Сразу видно, парень серьезный, он меня в обиду не даст!»
На этой мысли Юля заснула.
И снова ей приснился странный сон. Будто она Джульетта и что родители настаивают на ее браке с графом Парисом. Парис красив и богат, но Джульетта и слышать о нем не хочет, потому что любит Ромео. Однако отец и мать непреклонны, и Джульетта в отчаянии. Единственное, что облегчает ее участь, – мысль, что Ромео тоже ее любит. Она просит совета у своего исповедника, священника Лоренцо, уверяя его, что не сможет жить без Ромео и лучше умрет, чем выйдет замуж за другого! Добрый священник, проникнувшись состраданием к ней, обещает помочь бедным влюбленным. Он протягивает Джульетте красивый хрустальный флакон, оплетенный золотой нитью, с золотой же изящной пробкой в виде голубки. Внутри флакона завораживающе плещется алая жидкость.
– Что это? – интересуется Джульетта-Юля.
– Снадобье, обладающее чудодейственным эффектом. Выпей, дитя, пять капель – ровно пять, и ни в коем случае не больше!
– И что же будет тогда? – Сердце отчего-то замирает в смутном предчувствии беды.
В часовенке холодно и сыро, а Богоматерь смотрит осуждающе, словно упрекает девушку в тайном грехе. Но разве это грех – любить и быть любимой? Разве грех мечтать быть рядом с тем единственным, кто заставляет твое сердце биться чаще?.. Разве любовь может быть грехом?
– Ты уснешь, – отвечает Лоренцо с тяжелым вздохом, – так крепко, что все подумают, будто ты умерла. Тебя, дитя, похоронят в фамильном склепе, и никто не будет знать, что на самом деле ты не мертва, а только спишь… Никто, кроме Ромео, – добавил священник едва слышно.
Можно ли шутить с самой смертью? Можно, если ставка так высока.
– Спасибо, святой отец. – Флакончик с алой жидкостью, вдруг показавшейся девушке кровью, исчезает в широком рукаве дорогого венецианского лазоревого платья, так подходящего к цвету ее глаз. – Я сделаю все, как нужно.
Но почему же на лике Богоматери застыла всемирная скорбь? Почему пронесся по часовне ледяной порыв ветра? Девушке показалось, будто рядом проскользнула тень, но нет, конечно, померещилось в неровном свете горящих на лампаде свечей.
– Не побоишься? – хмурится Лоренцо. – Ну смотри, дитя. И помни: ровно пять капель.
Она вышла из храма окрыленная. Обмануть смерть можно! Можно, если все это делается ради Ромео, для него одного стучит сейчас ее сердце!.. Скоро, уже совсем скоро все свершится. Ее положат в семейный склеп, а когда все разойдутся, любимый придет в склеп, дождется ее пробуждения, и они вместе покинут Верону, чтобы тайно обвенчаться и быть вместе до конца своих дней.
А флакон в руке так холоден, что его не греет даже тепло ладони. Что семья, что родители? Сейчас важен лишь он – тот, ради кого бьется ее сердце, тот, кто в единый миг сделал само ее существование осмысленным и оправданным. Ради чего она жила прежде? Зачем вдыхала этот воздух? Нет, нет, до него всё было зря… до него ничего и не было.
– Что-то ты слишком румяна, как бы не заболела накануне свадьбы? – озабоченно щупает ее лоб кормилица.
А Джульетта-Юлия едва сдерживает торжествующую улыбку: скоро, уже совсем скоро…
Если бы дело касалось Юли – самой Юли, настоящей, реальной, которая видела этот сон, – то она хорошенько задумалась бы, прежде чем принимать такое опасное средство. Но во сне Юля была не самой собой, а Джульеттой, и у нее даже тени сомнений не возникло.